Добро вам!

Позволительно будет спросить у божественного насмешника: по чьему образу и подобию созданы Гитлер, Гиммлер?

миры многозначительных бессмыслиц, миры бессмысленных многозначительностей. Вот миры одержимых, - одни одержимы любовью, другие вином, третьи - войной, четвертые - беспрерывно и непроизвольно мыслят.

Может, поэзия, живопись вредят душе, навязчиво служат шаблону духа, а не глубине духа?

Первые минуты на улице незнакомого города - это особые минуты, их не могут заменить не только месяцы, но и годы. Какую-то атомную зрительную энергию, ядерные силы внимания выделяет в эти минуты приезжий человек. С пронзительной остротой, со всепроникающим волнением он впитывает, вбирает, всасывает огромную вселенную: дома, деревья, лица прохожих, вывески, площади, запахи, пыль, цвет неба, наружность собак и кошек. В эти минуты человек, подобно всемогущему богу, совершает новый мир, создает, строит в себе город со всеми площадями, улицами его, дворами, дворянками, воробьями, с его тысячелетней историей, с его продовольственным и промтоварным снабжением, с оперой, забегаловками. Этот город, что внезапно возникает из небытия, особый город - он отличается от того, что существует в реальности, - это город человека: в нем по-особому, неповторимо шуршит осенняя листва, в нем по-особому пахнет пыль, стреляют из рогаток мальчишки. Это чудо создания совершается даже не в часы, а в минуты. Человек умирает, и с ним погибает единственный, неповторимый мир, созданный им: вселенная со своими океанами, горами, со своим небом. Эти океаны и небо поразительно похожи на те миллиарды, что существуют в головах других людей, эта вселенная поразительно похожа на ту единственную, которая существует сама по себе, помимо людей.

Что за образ, что за подобие - вот синий, переложенный в краски душевный мир Рериха: все в нем однообразно синее - и горы, и люди, и снег, и деревья, и воробьи. А вот мир углов, квадратов: все в нем углы и квадраты - и девушки и цветы. А рядом чудной, кривой и косой мир Пикассо. А дальше странный мир спиралей, запятых, загогулин. А дальше туманный философский мир Пастернака. Вот миры многозначительных бессмыслиц, миры бессмысленных многозначительностей. Вот миры одержимых, - одни одержимы любовью, другие вином, третьи - войной, четвертые - беспрерывно и непроизвольно мыслят. А есть миры, созданные гениальными школьниками, они хотят воссоздать, дать в тиражах тот мир, что напечатан лишь в одном экземпляре. Это великие школьники - они пишут переложение мирового чуда, они художники-реалисты... Но все эти миры - миры живого образа и подобия! А ведь есть совсем иные боги, расторопные, услужающие, боги-официанты, боги "чего изволите". Их мир населен бумажными призраками, раскрашенными картонными и восковыми фигурами. Это мир фанеры, жести и папье-маше. Эти мыльно-пузырные миры всегда полны гармонии и света, целевые миры, в них все разумно. Но чьим подобием являются они? Вот в чем вопрос. Да, миры, которые создают боги пера, боги кисти и боги струны и клавиш по образу и подобию своему, полны несовершенств и неразумия, они недопечены, перекошены, перекривлены, они куцы, убоги, иногда смешны, в них идиотическая прелесть при

Истинное добро чуждо форме и формальному, безразлично к овеществлению в обряде, в образе, не ищет подкрепления себе в догме; оно там, где есть доброе человеческое сердце.

Высший дар человеческий есть дар душевной красоты, великодушия и благородства, личной от ваги во имя добра. Это дар безымянных, застенчивых рыцарей, солдатушек, чьим подвигом человек не становится зверем.

Ужасна, неугасима тревога человеческой души, от нее не убежишь, перед ней бессильны и тихие сельские закаты, и плеск вечного моря, и милый город Дилижан. И вот Лермонтов не успокоил у подножия Машука свою тревогу. От скрежета тоски не спасешься тишиной, не остудишь смолы, которая жжет нутро, горной прохладой, не заполнишь кровавую брешь жизнью в чудном городе Дилижане.

митива и наивности, в них смешное глубокомыслие, кубиковый пафос добра, в них милая суета и восторг перед собственной утонченностью и красотой, в них слепота страдания, в них бессмысленная надежда, в них нудная монотонность одной краски, в них дурацкая ситцевая пестрота. И ведь удивительно и странно, но в самой безумной картине самого абстрактного субъективиста, создавшего нелепое соединение линии, точек, пятен, больше реализма, чем в гармоничных мирах, сработанных по конторскому заказу. Ведь странная, нелепая, безумная картина есть истинное выражение хотя бы одной живой человеческой души. А чью же живую душу выражает гармонический, полный натуральных подробностей, полный тучной пшеницы и дубрав мир, воздвигнутый по заказу? Совершенных миров не существует. Существуют лишь те смешные, странные, плачущие, поющие, усеченные и несовершенные вселенные, созданные богами кисти и струны, вложившими в свои создания грешную либо безгрешную кровь и душу свою.