На улице Дыбенко

У папы была своя философия. Он считал, что если имеет он, то имеет вся его семья, а вот если имеют его жену, то имеют всю его семью.

Кира не любила песен о родном доме, о маме и материнской любви — ей от них становилось тошно.

Поговори со мною, мама,

О чем-нибудь поговори…

О чем говорить? В этом мире все вокруг говорило о любви, которую мать должна испытывать к своему ребенку, и ребенок непременно должен любить ее в ответ. Песни, литература, кино. В голове мелькали трогательные картинки нежных материнских рук, глаз. Все это должно было непременно вызывать щемящее чувство. Вы это серьезно? А как жить тем, кого мамы не любят? Как долго ребенок готов любить безответно? И ведь не скажешь никому. Стыдно, неловко. А может, вообще сама виновата. Мать тебя родила, а ты… Неблагодарная… А если при мысли о маме вместо заботливых нежных рук и теплых глаз в памяти всплывает только бесстыдная дряблая грудь и наглые полупопия в обрезанных джинсовых шортах?

Было еще много другого между Кирой и матерью. Страшного, давнего, запрятанного глубоко, поросшего толстым мхом, но не было никаких сил раскапывать эту навозную кучу, и память заботливо прятала все, прикрывала ветками, травой, листьями. Не сейчас. Не сейчас