Женщина-левша

– Прежде всего я загоняю свою жертву-клиента с его стулом в очень тесный уголок, где он чувствует себя беззащитным. И говорю с ним, придвинувшись к самому его лицу. А если это пожилой человек, – Бруно внезапно зашептал, – тогда я говорю совсем тихо, чтобы он решил, будто глохнет. Очень важно также носить определенного вида туфли, вот такие, например, на каучуке, как у меня: эти туфли – знак власти. И начищены они должны быть до солнечного блеска! Нужно добиться, чтобы ты излучал некую таинственность, и главное при этом – лицо, наводящее на посетителя страх.

Я часто говорил тебе, что люблю тебя, но только теперь я чувствую нашу нерушимую связь. Да, на веки вечные. Но самое странное, что теперь, почувствовав это, я и без вас бы прожил.

каждая минута одиночества отнимает у нас что-то, чего нам вовек не наверстать. Вы понимаете – это смерть

Они замолчали с чувством безнадежности.

– Франциска считает, что Стефан в последнее время стал крайне замкнутым. Кроме того, он не моется. Франциска считает, что это…

Она:

– А что еще считает Франциска?

Муж говорит обо мне: “Мишель – сильный человек”. А на самом деле он только хочет, чтобы я считала себя сильной, выполняя работу, какая его не интересует: занималась детьми, домашним хозяйством, налогами. Но в той сфере, где я хотела бы работать, он мне мешает. Он говорит: “Моя жена – мечтательница”.

– Не так давно я расстался с приятельницей, но по такой странной, необычной причине, что мне хотелось бы рассказать вам об этом. Мы ехали ночью в такси. Я обнял ее, мы с ней смотрели в окно в одну сторону. Нам было хорошо. А надо вам сказать, что речь идет об очень молоденькой девушке, едва ли двадцати лет, и я был к ней очень привязан. Машина шла быстро, но я мельком увидел, что по тротуару идет человек. Я его как следует не разглядел: на улице было слишком темно; увидел только, что человек это молодой. И внезапно подумал, что девушка рядом со мной, увидев молодого человека, поймет, с каким стариком сидит в обнимку в такси, и в эту минуту я стану ей гадок! Мысль эта меня глубоко потрясла, я тотчас убрал руку с ее плеч. Я, правда, довез ее до дому и проводил до дверей, но там сказал, что не желаю больше ее видеть. Я закричал, чтобы она убиралась, что она мне надоела, что между нами все кончено, и убежал. Уверен, она и по сей день не знает, почему я ее оставил. Наверняка она ни о чем таком не думала, когда увидела того молодого человека. Возможно, вообще не заметила его…

Но он от всего только отмахивается, ни с кем не разговаривает, издает какие-то нечленораздельные звуки. Впереди у него жуткая старость, Марианна, без работы, без людей.

Она ответила с какой-то странной запальчивостью:

– Вы же о нем ничего не знаете. Может, он бывает временами счастлив.

Издательство, разумеется, ему ежемесячно помогает в размере, который граничит с безответственностью.

– Я помню лишь то место, где интервьюер говорит одному из них: «Расскажите же какую-нибудь историю об одиночестве», а тот сидит и молчит.