Воспоминания. Театральные мемуары

Я с ним познакомился, когда только что был назначен управляющим московской конторой императорских театров. Через несколько дней он у меня в кабинете уже играл на рояле свое новое замечательное произведение — оперу “Забава Путятишна”, причем, играя на рояле, голосовые партии пел козлиным голосом, необыкновенно вытягивая шею и кокетливо склоняя вбок голову. В то время в дирекции существовал обычай — все для петербургских театров неподходящее отправлять на расстояние 600 верст от черты города в Москву, где все может сойти и без всяких последствий. Отправляли в Москву и безголосых артистов, и оперы, и другие произведения, Петербургу ненужные. Конечно, от этого театральное дело в Москве не улучшалось, но зато Петербург от разного негодного хлама освободился, а это главное.
Когда я прослушал оперу Иванова, эту первую ласточку будущего сезона в Москве, меня взяло большое сомнение насчет ее достоинств. Но что мог я сказать, имея к тому же столь легкомысленную вывеску кавалерийского офицера! Я сразу очутился в роли судьи перед таким музыкальным специалистом-автором, да еще критиком. Он и так уже косо смотрел на меня и на мои шпоры.
Отправился я к своему новому начальству. Сначала к В. П. Погожеву, потом к директору И. А. Всеволожскому. Выразил свои сомнения, просил хотя с самого начала моей деятельности пощадить меня и не заставлять дебютировать такими новыми постановками, да еще во вновь открываемом Новом театре. Но, к моему крайнему удивлению, мне самым обстоятельным образом объяснили — сначала Погожев, а потом и Всеволожский, — что для этого-то Новый театр и арендован. Дирекция предполагает в этом театре пропагандировать все новое, свежее и молодое, особенно русского производства. Кроме того, М. М. Иванову дано уже дирекцией слово: не в Петербурге же ставить эту ерунду. Мне указали при этом, что я очень неопытен, если думаю, что можно мне, кавалерийскому офицеру, начать карьеру в театре, отвегнув произведение критика, да еще такого органа, как всемогущее “Новое время”.
— Вы только подумайте о последствиях — ведь от М. М. Иванова зависит составить вам имя в печати и положение в музыкальном мире. Нельзя же начинать свою деятельность разрывом с М. М. Ивановым. Поставьте оперу получше, и вам будет лучше!

Всякое крупное явление жизни есть результат многих, вместе сложившихся мелочей, незначительных в отдельности, но имеющих большое значение в совокупности

] Мейерхольд Всеволод Эмильевич (1874—1940) работал в Александрийском театре в 1908—1918 гг. и почти все свои спектакли поставил в декорациях А. Я. Головина: “У царских врат” Гамсуна (1908), “Дон Жуан” Мольера (1910), “Красный кабачок” Ю. Беляева (1911), “Заложники жизни” Ф. Сологуба (1912), “Два брата” Лермонтова и “Стойкий принц” Кальдерона (1915), “Гроза” Островского (1916), “Маскарад” Лермонтова (1917) и “Петр Хлебник” Толстого (1918).
[75] В Мариинском театре Мейерхольд и Головин поставили оперы: “Борис Годунов” Мусоргского (1911), “Электра” Р. Штрауса (1913), “Каменный гость” Даргомыжского (1917), “Соловей” Стравинского (1919) и в соавторстве с балетмейстером М. М. Фокиным оперу Глюка “Орфей и Эвридика” (1911) и балет “Арагонская хота” на музыку Глинки (1916).
[76] Театральная хроника сообщала по этому поводу: “На генеральной репетиции оперы “Орфей” в Мариинском театре произошел конфликт между Мейерхольдом и балетмейстером Фокиным. .. Фокин ушел, репетиция была сорвана. Конфликт объясняют тем, что Мейерхольд недоволен Фокиным, обвиняя Фокина в том, что он прибегает к помощи прессы и повсюду объявляет, что он является главным режиссером оперы, что он поставил ее” (“Рампа и жизнь”, 1911, N 51, 18 декабря, стр. 8).
[77] Премьера оперы Глюка “Орфей и Эвридика” в Мариинском театре состоялась 11 декабря 1911 г. В одной из рецензий говорилось: “Громадную сенсацию произвела постановка на сцене Мариинского театра оперы Глюка “Орфей и Эвридика”.. . Чувствовалось подлинное единение сокровенных замыслов художника-декоратора, режиссера и исполнителей. .. Головин, Мейерхольд и Фокин достойны овации! ..”