Украина и соседи: историческая политика. 1987–2018

Томашем Стрыеком – одним из наиболее компетентных исследователей современной украинской историографии и политики памяти.

историческая политика и ее присные явно или имплицитно (в украинском случае все более явно) демонстрируют неуемное желание заставить ходить строем людей, не приспособленных к этому увлекательному занятию.

Я рассматриваю процесс «национализации» прошлого в его взаимодействии и борьбе с предыдущей советской версией украинской истории и памяти.

Это попытка очертить основные тенденции и явления, связанные с использованием прошлого в интересах конкретных групп.

Таким образом, эта книга – своего рода общий отчет об исторической политике на Украине, сделанный в общеевропейском контексте.

В «Западной Европе» более заметной тенденцией была и остается инструментализация прошлого в интересах построения общеевропейской идентичности, преодоления ксенофобии, расизма, этнической, культурной, религиозной нетерпимости. Этическая составляющая в проработке прошлого постепенно смещалась к выяснению своей ответственности за деяния прошлого.

В «Восточной Европе» использование прошлого в интересах настоящего имело другую направленность: восстановление «исторической справедливости», реставрация и укрепление национальной идентичности («пострадавшей» в период коммунизма), возвращение в «европейскую семью» в качестве самодостаточной культурной и политической единицы, поиск Другого, ответственного за беды и невзгоды прошлого.

Еще более впечатляющим обстоятельством можно считать способность носителей и промоутеров национального/националистического нарратива воспроизводить культурные паттерны и модели поведения, характерные для советско-ностальгического антагониста: достаточно посмотреть на методы, формы, риторику и репрезентации так называемой «декоммунизации» 2015–2016 годов, удивительно напоминающие экстаз большевистского иконоклазма.

Например, можно предположить, что историческая политика с интенсивным использованием аффирмативной истории преобладает в обществах, где идеологический и культурный плюрализм находится на начальной стадии развития, где силен популизм и фасадная демократия, где наличествуют сильные традиции патриархально-патримониальных отношений, а национальная идентичность традиционно отождествляется преимущественно с этническими маркерами (язык, общая история, кровное родство).

Дискурс исторической политики тошнотворно примитивен и порождает такие гротески, что невольно наводит на мысль не только о банальности зла, но и о зле банальности.

Заметим, что социологические замеры свидетельствуют о том, что в украинском обществе в целом даже в разгар войн памяти и массированных манипуляций на тему «антироссийских настроений и национализма» преобладало позитивное отношение к россиянам. По разным опросам, в 2006–2009 годах хорошо к России относились от 71% до 88% украинских респондентов, плохо — от 7 до 15%[949]. В России именно в этот период наблюдался резкий спад позитивного отношения к украинцам и всплеск негативного: в 2006‐м хорошо к украинцам относились почти 70%, плохо — чуть больше 20%, а в 2009 году эти показатели составили 29 и 62%[950].