Некоторое время она молчала, как бы обдумывая его слова. Потом вдруг взяла его за руку. — Вы непреклонны и решительны, благородный господин, — молвила она. — Таких людей по праву находит слава. — Она помолчала. — Господин, — сказала она, — если вам непременно нужно идти, позвольте мне следовать за вами. Я устала скрываться в горах и хочу смотреть в лицо опасности и битве.
— Ваш долг – быть с вашим народом, — возразил Арагорн.
— Слишком часто я слышала о долге! — воскликнула Эовин. — Но разве я не из дома Эорла, разве не умею держать меч, разве я нянька? Я долго ждала и медлила. Разве я не могу теперь вести такую жизнь, какую мне угодно?
— Мало кто способен с честью пройти через это, — ответил он. — Что касается вас, благородная госпожа, разве вы не обещали править народом до возвращения повелителя? Если бы избрали не вас, а какого-нибудь военачальника, он не мог бы отказаться и уехать, устал он или нет.
— Меня будут выбирать вечно? — с горечью спросила девушка. — Всякий раз, как всадники будут отправляться в поход, я, пока они завоевывают славу, буду беречь их дома, чтобы, вернувшись, они нашли стол и кров?
— Скоро может наступить такое время, — сказал Арагорн, — когда никто не вернется. Тогда понадобится доблесть не ради славы, ибо некому будет помнить о подвигах, совершенных при последней обороне вашего крова. Но доблесть не уменьшится от того, что не будет прославлена.
И она ответила: — Все ваши слова означают одно: ты женщина, и твоя доля – сидеть дома. Но когда мужчины с честью падут в битве, тебе позволят сгореть вместе с ним, ибо мужчинам больше не понадобится кров. Но я из дома Эорла, и я не служанка. Я умею держаться в седле, я владею мечом и не боюсь ни боли, ни смерти.
— Чего же вы боитесь, благородная госпожа? — спросил Арагорн.
— Клетки! — отвечала Эовин.