Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

В мультикультурных городах жареный цыпленок устраивает всех, он пересекает этнические, религиозные и классовые границы.

В попытке угнаться за Шанхаем и другими китайскими мегаполисами началось возведение небоскребов по всему миру: рост на 402 % с начала тысячелетия – в результате за восемнадцать лет общее число зданий выше 150 метров и больше 40 этажей увеличилось с чуть менее 600 до 3251; к середине века таких башен будет 41 тысяча.

к 2025 году 440 городов с общим населением в 600 миллионов (7 % человечества) будут отвечать за половину мирового валового внутреннего продукта. Одиночные города на многих перспективных рынках, такие как Сан-Паулу, Лагос, Москва и Йоханнесбург, сами по себе производят от трети до половины национального благосостояния. Лагос, где сосредоточено 10 % населения Нигерии, отвечает за 60 % промышленной и коммерческой активности страны; если он объявит себя независимым и станет городом-государством, то окажется пятой богатейшей страной в Африке

Лагос, где сосредоточено 10 % населения Нигерии, отвечает за 60 % промышленной и коммерческой активности страны; если он объявит себя независимым и станет городом-государством, то окажется пятой богатейшей страной в Африке.

к 2025 году 440 городов с общим населением в 600 миллионов (7 % человечества) будут отвечать за половину мирового валового внутреннего продукта. Одиночные города на многих перспективных рынках, такие как Сан-Паулу, Лагос, Москва и Йоханнесбург, сами по себе производят от трети до половины национального благосостояния.

В 2017-м 394 миллиарда долларов было инвестировано в экологические технологии по всему миру, и почти два триллиона – на возобновляемые источники энергии.

Хип-хоп возник как голос маргинализированной черной молодежи, запертой в опустошенном центре постиндустриального города. Голос позитива, выраженный в ограничениях жанра с его напряженной лирической изощренностью, был отчасти многословным ответом на мрачность урбанистической окружающей среды, а также ответным выпадом против тех, кто описывал молодежь как скопление преступников и наркоманов. Он предлагал альтернативу жизни в бандах и творческую отдушину в унылом городском центре.

«Фланер по отношению к зеваке то же самое, что гурман по отношению к обжоре», – писал Огюст де Лакруа в 1842-м. Слово «фланер» не имеет точного аналога в английском[306]. В то время как badaud алчно пожирает город, фланер – разборчивый знаток, тайный, отстраненный наблюдатель, который исследует город из центра урбанистической толпы, но не является ее частью. Бальзак описывал фланерство как «гастрономию глаза». А Шарль Бодлер описывает этого персонажа таким образом: «Для идеального фланера, для страстного наблюдателя, невероятная радость в том, чтобы разбить шатер в сердце множества, меж приливов и отливов движения, посреди беглого и бесконечного»

Пепис и другие были изумлены эрудицией, которая проявлялась во время этих дискуссий, а также вежливостью дебатов. В таверне или на постоялом дворе не могло быть такой атмосферы; имелось в горячем черном напитке нечто такое, что успокаивало и стимулировало разум. В кофейне вы вели себя определенно метрополистическим образом, поскольку употребляли определенно метрополистический напиток.

Путь кофе к популярности начался в Эфиопии, где его впервые начали возделывать. С XV века йеменские торговцы экспортировали его в суфийские общины, чтобы помочь верующим сохранять бодрость во время долгих ночных церемоний. Затем кофе попал в Мекку и Медину, в Каир, Алеппо и Дамаск, с 1550-х кофейни появились в Константинополе, к концу века они захватили город целиком.
Англичанин Джордж Сэндис, посетивший Константинополь в 1610 году, был опечален, когда не обнаружил таверн, где можно было завязывать контакты с торговцами. Вместо питейных заведений он увидел нечто под названием «Коффа-дом»: «Там сидят они, болтая, большую часть дня; и попивают напиток, называемый коффа (от ягоды, из которой изготавливают его), из маленьких фарфоровых чашек, такой горячий, что они едва могут выносить; черный, как сажа, и на вкус не сильно от нее отличается»[226].
Кофейни изменили Константинополь, они дали ему новое пространство для встреч и общения за пределами традиционных ограничений дома и мечети. Английские торговцы в городах вроде Алеппо, Смирны и Константинополя тоже начали пить кофе, и подобно миллиардам людей в более позднее время привыкли к нему. Вернувшийся из Смирны в 1651 году купец Даниэль Эдвардс привез с собой кофейные бобы и все принадлежности для варки. В доме своего богатого тестя в центре лондонского Сити Эдвардс начал угощать друзей и партнеров. И напиток стал столь популярным, что визиты жаждущих кофеина дельцов сделались раздражающе частыми. Эдвардс решил открыть небольшое заведение в церковном дворе в переулке Святого Михаила, а к делу приставил греческого слугу Паскуа Розе. В 1654 году Розе перебрался в дом на другой стороне переулка, и там открылась первая кофейня в Западной Европе[227].