Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Отними у медсестер и официантов возможность вымещать зло на клиентах – они просто умрут от комплекса неполноценности.

какой прок говорить с тем, кто всегда прав?

жить одним только разумом не получается. Человек живет чувствами, а тут никакая правота не поможет.

Неужели так и не понял или забыл: разрушает не другой, разрушаешь только ты сам».

Я жениться на тебе хочу.

– Зачем?

Лежа в постели, Лилиан сквозь бутылку розового смотрела на свет. Прямоугольник окна в зеленом бутылочном стекле мерцал кровоточащей раной. Клерфэ отнял у нее бутылку.

– Чтобы ты опять не исчезла без следа.

– Но я же оставила в «Рице» свои чемоданы. Думаешь, замужество для женщины важнее? Что это – гарантия возвращения?

И господин Ширмер, и вы тут! Вам следует быть в постели!
— Мне давно пора лежать в сырой земле, — весело парировал Борода. — Теоретически я уже там. — Он выключил патефон, вытащил шелковое бельё из динамика и подбросил его вверх. — Моя жизнь — это жизнь взаймы! Тут другие законы, а не те, которые действуют в той жизни, в которой мы родились!

Ночь полна теней и пошлости, а ты и Долорес нужны нам как фигуры на носу галеона с рваными парусами, чтобы эта Ева Мозер не смогла растоптать нас своими кривыми ногами.

я постоянно упрекаю его в том, что он провел здесь больше времени, чем я, и что он научился думать об этом по-другому, а не так, как я? Почему меня так раздражает, что он, как заключенный в тюрьме, благодарит Господа за то, что его ещё не казнили, а я, как другой узник, ненавижу его за то, что меня не выпускают на свободу»?

Если ты что-то принимаешь, значит ты отказываешься от чего-то другого

Ревность приходит вместе с воздухом, которым дышит любимый человек, и никогда не кончается, даже, если сам ревнивец умирает».
— Так к кому ты меня ревнуешь, Борис? — спросила Лилиан. — Всё-таки к Клерфэ?
— Не знаю. Может быть, к тому, что явилось сюда вместе с ним.
— И что же сюда явилось? — Лилиан потянулась и снова закрыла глаза. — Тебе не стоит ревновать. Клерфэ через пару дней уедет и забудет нас, а мы — его.