bookmate game
Игорь Суриков

Аристократия и демос: политическая элита архаических и классических Афин

Сообщить о появлении
Загрузите файл EPUB или FB2 на Букмейт — и начинайте читать книгу бесплатно. Как загрузить книгу?
  • ipatцитирует7 лет назад
    Именно так демос поступал и с многими другими аристократическими по происхождению институтами, упоминавшимися выше, – с гоплитской фалангой, кодексами законов и др.: перенимал их у аристократии и приспосабливал «для себя». Следует подчеркнуть этот чрезвычайно важный момент. Специфика афинской (и вообще античной) демократии заключалась, помимо прочего, именно в том, что демос переносил на себя аристократические институты. Если Великая французская революция лишила аристократию всех ее привилегий, то «афинская революция» (выражение Дж. Обера, см. Ober, 1999) оставила эти привилегии в силе, но распространила их на всю массу граждан. В первом случае высшие слои опускаются до уровня низших, а во втором – низшие поднимаются до уровня высших. Афинский демос не ликвидировал аристократию, а сам во всей своей совокупности как бы стал аристократией. Нам поэтому кажется очень удачным определение афинского государственного устройства классической эпохи (во всяком случае, V в. до н. э.) как «аристократической демократии» (Roberts, 1986). По ходу эволюции социально-политического устройства этот аристократический характер был афинской демократией утрачен: к началу IV в. до н. э. данный процесс свершился в полной мере. Но не были ли аристократические элементы в определенной степени залогом силы, прочности, стабильности демократических Афин? Во всяком случае, их наивысший расцвет приходится именно на время существования этих аристократических элементов, пока они еще не были искоренены.
  • ipatцитирует7 лет назад
    впоследствии, в эллинистическое и римское время, положение изменилось. Афины пережили своеобразный «аристократический ренессанс», некоторые из наиболее знатных родов (Керики и др.), вновь придя к власти, заставили афинян, да и всех греков вспомнить об их родовых преданиях. Но это могло бы быть темой особого исследования, а мы не будем останавливаться на данной проблеме. Приходится только отметить, что период между Эгоспотамами и Херонеей внес в историю аттической аристократии существенный, но не абсолютный дисконтинуитет.
  • ipatцитирует7 лет назад
    В 403 г. до н. э., после свержения олигархии Тридцати, афинская демократия была восстановлена и просуществовала еще около 80 лет. При этом наступил новый этап ее эволюции. Олигархические перевороты прозвучали грозным сигналом: с народовластием что-то не в порядке, ситуация выходит из-под контроля. К афинянам пришло понимание, что они во многом сами виноваты в тех невзгодах, которые пережило государство. Ужасов олигархии могло бы и не быть, если бы демос не допустил множества грубых ошибок, не заставил многих граждан временно отвернуться от демократического идеала.
    Неудивительно, что афиняне после реставрации демократического устройства учились на собственном горьком опыте, на собственных прежних ошибках. В результате на протяжении большей части IV в. до н. э. (вплоть до поражения в Ламийской войне) внутренняя история Афин отличалась значительной стабильностью, отсутствием жестоких междоусобных конфликтов, стремлением разрешать возникающие противоречия мирным путем, с помощью компромисса.
    Чтобы сделать народовластие более прочным, чтобы по возможности обезопасить его от новых попыток свержения, нужно было попробовать отказаться от тех особенно отрицательных черт, которые в худшие времена демократии превращали ее в охлократию – господство безответственной толпы. Много бед принесло полису засилье демагогов. Совсем покончить с ними вряд ли было возможно – демагоги, судя по всему, являлись неотъемлемым элементом системы прямого народоправства. Но отдавать в их руки все государственные дела, конечно, не стоило. Необходимо было поставить на их пути какие-то надежные заслоны.
    По контрасту с часто творившимися беззакониями предшествующей эпохи, когда и демократы, и их противники не очень-то сковывали себя в своих действиях нормами права, теперь в гражданском коллективе сформировалась чрезвычайно важная идея «власти закона». Именно закон, а не демос, – истинный господин полиса, которому все обязаны неукоснительно повиноваться.
    Демократия по-прежнему заботилась о том, чтобы народ мог реально находиться у кормила государства, чтобы все граждане на равных принимали участие в политической жизни. Сохранялась система мистофории, которая позволяла беднейшим афинянам занимать выборные должности. Более того, оплата участия в управлении полисом даже расширялась. С начала IV в. до н. э. гражданам впервые стали платить за посещение народного собрания.
    Несомненно, здесь можно увидеть не только черту совершенствования государственного устройства, но и проявление кризисной эпохи. В период высшего расцвета Эллады, наверное, никому и в голову бы не пришло, что за исполнение своей первоочередной гражданской обязанности он должен еще и получать деньги. А теперь, очевидно, из-за возрастания аполитичности появились проблемы с посещаемостью, и платой старались привлечь побольше участников.
    А кто же были те люди, которые играли теперь ведущую роль в афинской общественной жизни? Среди них мы уже практически не находим представителей издавна известных знатных родов. Времена «аристократической демократии» остались позади. Крайне редко среди политиков IV в. до н. э. можно встретить настоящих аристократов. Да и они тоже, как выясняется, если присмотреться к их деятельности повнимательнее, занимали влиятельное положение не из-за своего «благородного» происхождения, как бывало раньше, а исключительно в силу личных качеств и способностей.
    Перемена произошла в эпоху Пелопоннесской войны. Демос, как мы уже видели, смог вырастить лидеров из собственной среды и больше не нуждался в опеке знати. Появились «новые политики»: вначале они были скорее исключениями, потом их становилось все больше и больше; к середине IV в. до н. э. именно такой тип политического деятеля стал нормой: человек, не блещущий «славой предков», зато, как правило, весьма состоятельный, – выходец из ремесленно-торговой среды, связанный с миром крупных мастерских, меняльных контор, купеческого порта.
    Изменился состав полисной элиты – и неизбежно должны были измениться многие формы и приемы политической борьбы, выработанные во времена «аристократической демократии», а теперь уже как-то неуместные. Совершенно вышел из употребления остракизм – а ведь в V в. до н. э. он нередко становился ключевым событием того или иного года. И неудивительно: жертвами голосования черепками становились, как правило, политики-аристократы. Считалось, что подвергнуться остракизму – это даже некая честь. Когда в 415 г. до н. э. такое случилось с незнатным демагогом Гиперболом, афиняне были шокированы. Потому-то после Гипербола никого больше не изгоняли остракизмом: он как бы «осквернил» собой эту процедуру. Теперь в целях политической борьбы чаще стали использоваться судебные процессы в гелиее.
  • ipatцитирует7 лет назад
    Несомненно, сыграло в этом свою роль влияние софистических учений. Появилось ощущение, что столь оправдывает любые средства; резко возросла эгоцентрическая составляющая в политической жизни. Именно это имеет в виду Фукидид в своем знаменитом горестном пассаже, посвященном изменению характера политической борьбы в греческих полисах в период Пелопоннесской войны (III. 82–83). Все это было симптомом глубокого кризиса, переходного этапа в истории Афин и греческого мира в целом.
  • ipatцитирует7 лет назад
    сравнительно недавно О. Меррей справедливо сконцентрировал внимание на ранее остававшемся несколько в тени, но тем не менее очень важном аспекте деятельности гетерий – на организации и проведении симпосиев, которые в рассматриваемую эпоху были не только одним из способов аристократического проведения досуга, но и имели еще в значительной степени политическую окраску (Murray, 1990).
  • ipatцитирует7 лет назад
    Алкивиад был последним (и даже анахронистическим) аристократическим лидером в духе доперикловского и даже доклисфеновского времени. В кардинально изменившейся обстановке, в условиях демократического полиса он пытался «играть по старым правилам», использовать традиционные механизмы влияния, характерные для афинской знати архаической эпохи, VII–VI вв. до н. э. Так, он стремился добиться власти посредством богатства и его демонстративных трат, через межродовые матримониальные связи, путем громадного увеличения своего престижа (этому служило многое – неоднократно исполнявшиеся им литургии, чрезвычайно активное участие в панэллинских играх, да и весь стиль жизни Алкивиада, пышный до экстравагантности). В традиции архаической аристократии укладывалась и внешнеполитическая, дипломатическая деятельность Алкивиада. Блестящие аристократы времени архаики (Алкмеон, Мегакл, Писистрат, Мильтиад Старший и др.) во многом основывали свое влияние и внутри полиса, и за его пределами на разветвленной сети внешних (ксенических и матримониальных) контактов. Именно это делал и Алкивиад, хотя он, как и в других областях, превзошел здесь всех своих предшественников масштабами и размахом своих предприятий.
  • ipatцитирует7 лет назад
    У власти почти на год оказалось правительство из тридцати крайних олигархов и лаконофилов («Тридцать тиранов», как очень скоро прозвали их афиняне). Главой режима Тридцати, почти сразу запятнавшего себя террором и репрессиями по отношению к сторонникам демократии, был старый знакомец Алкивиада Критий. Еще не столь давно отношения между этими двумя людьми, сотоварищами по ученичеству у Сократа, были вполне мирными, даже дружелюбными. Именно Критий в 411 г. до н. э. был инициатором принятия постановления о возвращении Алкивиада из его первого изгнания. Однако теперь новый афинский лидер видел в старом лишь самого опасного конкурента. Одним из первых действий «Тридцати тиранов» было лишение Алкивиада гражданских прав, что отнимало у него возможность легального возвращения на родину. Но и это казалось Критию недостаточным. Он прекрасно сознавал, что, пока Алкивиад жив, он останется центром притяжения для всех демократически настроенных сил. Только на него могли возлагать свои упования бежавшие из города противники олигархии и Спарты.
    Критий внушил всесильному спартанскому наварху Лисандру мысль о том, что Алкивиад не должен жить. Того же мнения придерживались и спартанские власти во главе с царем Агидом – давним недоброжелателем Алкивиада. В конце концов Лисандр направил Фарнабазу письмо с просьбой умертвить своего афинского гостя. Вероломный перс, не желая портить отношений с победителями-спартанцами, подослал к Алкивиаду отряд убийц. Так в возрасте около 46 лет оборвалась жизнь человека, который, пожалуй, и сам не смог бы ответить на вопрос, чего он больше принес Афинам и всей Греции – пользы или вреда.
  • ipatцитирует7 лет назад
    В 406 г. до н. э., отлучившись на время от флота, Алкивиад запретил оставленному им за себя Антиоху вступать в военные действия со спартанцами. Тот нарушил приказ и был разбит новым спартанским навархом Лисандром в сражении при Нотии. Это-то поражение, не столь уж и серьезное, к тому же случившееся без какой бы то ни было вины со стороны Алкивиада, и стало причиной его отстранения от должности стратега. В очередной раз оказавшись в опале, он не вернулся в Афины и ушел в добровольное изгнание. Какой-то злой рок, казалось, тяготел над нашим героем: вопреки всем своим стараниям он всюду приобретал себе только врагов.
    Алкивиад удалился на Херсонес Фракийский и поселился в находившемся там укрепленном поместье, принадлежавшем ему лично. В 405 г. до н. э. ему едва не довелось опять сыграть важную роль в истории Пелопоннесской войны. Это случилось незадолго до роковой для афинян битвы при Эгоспотамах (на побережье Херсонеса Фракийского, неподалеку от резиденции Алкивиада). Прибыв к командовавшим афинским войском стратегам (Тидею, Менандру и др.), он предложил им свою помощь и дал несколько в высшей степени полезных советов, указав, в частности, на то, что место, выбранное ими для стоянки флота, исключительно неудачно и уязвимо. Однако стратеги, опасаясь нового возрастания влияния Алкивиада (а может быть, и подозревая подвох с его стороны), попросту прогнали его и не приняли во внимание ни один из его советов. Несколько дней спустя спартанский наварх Лисандр, хитростью застигнув афинян врасплох, наголову разгромил их. Из двухсот афинских кораблей удалось спастись лишь восьми. Спартанцы захватили около 3000 пленных; все они были казнены по приказанию Лисандра.
    Исход афино-спартанского военного столкновения был решен, поскольку на море, как и на суше, теперь безраздельно господствовал Пелопоннесский союз. Афины подверглись полной блокаде и в 404 г. до н. э. капитулировали. Узнав о сдаче родного города и понимая, что оставаться в пределах мира греческих полисов для него становится опасным, Алкивиад не нашел ничего лучшего, как отдаться под покровительство благоволившего к нему персидского сатрапа Фарнабаза. Тот принял его с почетом и поселил в своих владениях.
  • ipatцитирует7 лет назад
    В 407 г. до н. э., в ореоле победителя и, можно сказать, спасителя отечества, бывший изгнанник и беглец решился-таки отправиться в Афины. Тем не менее его гнели некоторые опасения, когда он со всем блеском во главе флота входил в пирейскую гавань. Однако эти опасения оказались безосновательными: весь город, ликуя, вышел встречать героя. Естественно, смертный приговор Алкивиаду был отменен, конфискованное имущество возвращено, наложенные проклятия торжественно сняты. Уже за некоторое время до возвращения Алкивиада афинское народное собрание официально утвердило его в должности стратега. А теперь он в дополнение к этому получил целый ряд наград и в конце концов вопреки всем афинским обычаям был провозглашен стратегом-автократором, единственным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами. Это была высшая точка его карьеры. Оставалось сделать какой-нибудь последний шаг, чтобы объявить себя единоличным правителем государства, то есть захватить тираническую власть; граждане, измученные войной и внутриполитической нестабильностью, могли и не оказать значительного сопротивления. Однако этого последнего шага Алкивиад так и не сделал, в отличие от сиракузского аристократа Дионисия, который буквально два года спустя при очень похожих обстоятельствах стал тираном в своем городе, крупнейшим представителем Младшей тирании. О причинах этого можно долго спорить. Во всяком случае, ясно, что дело не в личной нерешительности или пассивности Алкивиада. Согласно всем имеющимся о нем сведениям, он был человеком в высшей степени деятельным, отважным, склонным к риску. Скорее можно говорить о том, что в его сознании были еще достаточно сильны элементы полисного менталитета. При всем своем властолюбии и пренебрежении общепринятыми нормами, при всех монархических замашках, он вырос и сформировался как личность в обстановке афинской демократии, в принципе однозначно отвергавшей любые проявления единовластия, и порвать с ее традициями было для него не так-то и просто. Бесспорно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что Алкивиад, в отличие от Дионисия, не располагал гвардией наемников, на которую он мог бы опереться при установлении тирании.
    Через несколько месяцев после своего возвращения в Афины Алкивиад вновь во главе флота вышел в Эгейское море, намереваясь продолжать возвращение под власть Афин отпавших союзных полисов. Действовал он в целом успешно, но афинский демос чем дальше, тем меньше был удовлетворен своим вождем, ожидая от него каких-то сверхъестественных свершений. «Если бывали люди, которых губила собственная слава, – замечает глубокомысленный Плутарх, – то, пожалуй, яснее всего это видно на примере Алкивиада… Любая неудача вызывала подозрение – ее спешили приписать нерадивости, никто и верить не желал, будто для Алкивиада существует что-либо недосягаемое: да, да, если только он постарается, ему все удается!» (Плутарх, Алкивиад. 35)
  • ipatцитирует7 лет назад
    Проблема финансирования строительства флота была решена путем ряда договоренностей с персидским царем Дарием II и его малоазийскими сатрапами. По условиям этих соглашений персы начали субсидировать спартанцев, которые в ответ обязывались после окончания Пелопоннесской войны возвратить под их владычество греческие города Малой Азии, отвоеванные у Ахеменидов еще в ходе греко-персидских войн. На персидские деньги Спарта построила флот; приобретать же навыки морского дела предстояло при помощи Алкивиада.
    В 412 г. до н. э. спартанский флот вышел в Эгеиду и направился к берегам Ионии с целью помощи отпавшим от Афин полисам. Алкивиад находился при флоте (официальный статус его не вполне ясен) и действовал очень удачно; пользуясь своими старыми связями, он переманил на спартанскую сторону целый ряд членов Афинской архэ, в том числе таких влиятельных, как Хиос и Милет. Однако очередными успехами Алкивиад опять нажил себе завистников, на этот раз в кругу спартанских властей, в конце концов отдавших приказ умертвить его. Узнав об этих происках, он в очередной раз вынужден был спасаться бегством. На этот раз он нашел убежище и покровительство в Сардах, при дворе персидского сатрапа Лидии Тиссаферна. Тиссаферн, насколько о нем известно из античных источников, отличался неприязнью к грекам и греческому образу жизни. Тем не менее афинскому изгнаннику за короткий срок удалось буквально очаровать сурового перса. Тиссаферн следовал большинству советов Алкивиада, называл его своим другом и даже переименовал в его честь лучший из своих садов. Алкивиад же давал сатрапу разного рода стратегические рекомендации. В частности, по его предложению Тиссаферн значительно урезал финансовую помощь спартанцам.
    Естественно, узы дружбы с Тиссаферном Алкивиад активнейшим образом использовал при своих тайных переговорах с афинянами, имевших целью его возвращение на родину, о котором он, ставший беглецом не по своей воле, постоянно помышлял. Теперь же для его примирения с согражданами наступил удобный момент. В афинском флоте, стоявшем в это время на острове Самос, возникло движение в пользу Алкивиада. Тот дал знать, что готов вновь перейти на сторону Афин и даже склонить персов к помощи им, но ставил условием этого ликвидацию афинской демократии, вынесшей ему смертный приговор.
    В 411 г. до н. э. уполномоченные от флота прибыли в Афины. Там их усилиями демократия была действительно свергнута, но это привело к достаточно неожиданным результатам: на несколько месяцев в городе утвердился жесткий олигархический, симпатизирующий Спарте режим Четырехсот. В планы олигархов отнюдь не входила забота о возвращении Алкивиада, поскольку они не желали продолжать войну; напротив, новые афинские власти тут же начали переговоры о мире с Пелопоннесским союзом. В этих условиях афинский флот на Самосе отказался признать олигархический переворот и подчиняться Четыремстам: военно-морские силы Афин, комплектовавшиеся из беднейших граждан, всегда были главной опорой демократии. Моряки сместили командовавших флотом стратегов, избрали на их место новых из своей среды – граждан, имевших репутацию убежденных сторонников демократии, – и… опять-таки пригласили Алкивиада, поскольку иного выхода из ситуации не предвиделось. Так Алкивиад оказался на Самосе и вновь принял на себя командование афинскими морскими силами. Воины призывали его немедленно вести флот на Афины, чтобы уничтожить проспартанское правительство. Однако новый командующий не поддался эмоциям и убедил своих подчиненных не отвлекаться от основной задачи – ведения военных действий против спартанского флота. Следует сказать, что Алкивиад, памятуя о тяготеющем над ним смертном приговоре, пока не спешил в родной город, надеясь предварительно зарекомендовать себя новыми военными подвигами. В самих же Афинах режим Четырехсот в том же году рухнул и был заменен более умеренной олигархией («правительство Пяти тысяч»), которая приняла официальное решение возвратить Алкивиада из изгнания. Спустя некоторое время афинская демократия была полностью восстановлена.
fb2epub
Перетащите файлы сюда, не более 5 за один раз