Навстречу нам опять попалась та же бабушка, уж чего она делала с утра в больничном городке, я не знаю. Бабушка выглядела как-то глаукомно, видимо, наша встреча не прошла для неё даром. Мне стало её жалко.
Мне всех бабушек жалко, всех на свете. Нет, иногда, ну, когда я, допустим, еду в автобусе, мне их не жалко, но обычно жалко. Я хотел проскользнуть мимо старушки по возможности незамеченным, но не получилось.
Сначала ей подмигнул воскресший Вырвиглаз. Старушка перекосилась. Затем она увидела, кого мы несли. И это деморализовало её окончательно. Она попробовала было перекреститься, но силы её оставили. Бабулька прислонилась к поленнице и бессмысленно смотрела на процессию.
— Не бойся, мать, Му-му хороним, — просипел Вырвиглаз.
Бабулька сказала: «У-у-о». Мы проследовали к «газели».
— Рожи скорбные сделайте, — проскрипел Сенька.