Расстрига

Русским не надо ничего анализировать. В России люди двигаются по жизни, синтезируя действительность.

Американец скажет: «Я хотел, запланировал и сделал» или «Хотел, поленился и не сделал». «Лично я мог добиться всего, но приложил недостаточно усилий. В следующий раз я сделаю», — говорит американец. Русский: «Так сложилось», «Ну, не сложилось». А что сложилось-то? Оно сложилось. Оно — это что? Наш язык помогает нам лгать себе и выдавать безволие, бесхребетность за чужую волю. Русский говорит: «Мне повезло». А повезло-то что? Оно. Оно — это что? А когда не повезло, опять оно не повезло?

Все разволновались по поводу преемника Путина. Теперь послушайте меня. У Путина нет и не будет преемника. Путин — последний правитель России в том виде, в котором она существует сегодня. И в этом смысле справедливы слова: «Есть Путин — есть Россия». И наоборот. Посмотрите на русские элиты и общество. Элиты — вороватые садюги. Общество — инфантильное и мракобесное. По политической зрелости общество равно пятилетним детям. Элиты — подростки-садисты из школы для умственно отсталых. Посмотрите, как они друг друга ненавидят. Им бы кошек по подворотням резать. Сразу после ухода Путина эти чудесные люди устроят войну всех против всех, третью чеченскую и так далее по периметру. Страна будет стоять перед выбором. Либо война и развал, либо во избежание войны и развала утрата суверенитета и введение внешнего управления со стороны США. Путин это понимает не хуже меня. Поэтому не уйдет никуда, пока Маниту не призовет его в страну вечной охоты. И уж только тогда страна развалится. Но нам с Путиным будет на вас насрать. Мы будем вдвоем с ним скакать на пегих мустангах и стрелять в бизонов из лука. Всего вам доброго.

Средств массовой информации всегда два — это те, которые за и которые против.

Первомай. Нескончаемое число бюджетников на набережной. Чтобы что? Более ста тысяч вышли, чтобы что? Меня дети спрашивают. Говорю: «Они ненавидят эксплуататоров. Кровью народной залитые троны кровью своих врагов они обагрят». Потом думаю мгновение. Говорю так: «Нет, они любят своих эксплуататоров».

Дети: «Эксплуататоры — кто это?»

Я: «Начальники. Они любят начальников и пришли поделиться своими чувствами публично».

жизнь больших начальников постепенно приводит к тому, что вокруг тебя рабы и враги. Рабы — хорошие. Враги — плохие. Но поговорить-то не с кем, понимаете? Поэтому большие начальники любят говорить с иностранцами и странными фриками-учеными — людьми не из мира рабов и врагов

Мы боимся. Боимся православных, силовиков и кавказцев. Им всем нравится, что мы их боимся. Мы знаем, в день, когда они захотят, они могут исковеркать нашу судьбу. Как тут не бояться?

отдаем власти право на насилие. По­этому мы государство, а не шап-шарап-компания, не пираты какие-то. Мы отдаем власти право на насилие. Но мы его отдаем, пока она есть. Но когда ее нет, мы вправе защищаться.

Зря мы, конечно, строим самолеты. Надо делать то, что у нас получается безошибочно хорошо: строить как можно больше церквей, создавать религиозные кафедры в вузах, бороться с гомосексуализмом, ненавидеть американцев, презирать украинцев и так далее. Как видите, есть полно поприщ, где нас никому не превзойти. Зачем же мы теряем время на авиацию и космонавтику?

У Чжуан-цзы мы читаем: «Если ты переаргументировал меня в споре, значит ли это, что ты прав, а я не прав? Если я переспорил тебя, значит ли это, что я прав, а ты не прав?» Чжуан-цзы говорит: «Это вовсе не значит. Я могу переспорить и буду не прав»