Рабочий класс СССР: жизнь в условиях промышленного патернализма

В 1930-е гг. жилье становится важнейшим инструментом привлечения и удержания рабочих на заводе. В начале 1930-х гг. вышли постановления ЦИК РСФСР, которые четко закрепляли право предприятий выселять работников из ведомственного жилья за прогулы, нарушение трудовой дисциплины, уголовные преступления. При этом администрация не была обязана искать для уволенного альтернативное жилье и могла осуществить выселение в любое время года по истечении 15-дневного срока добровольного выселения.

Для борьбы с «летунами» руководство многих заводов вырабатывает ряд инициатив по закреплению работников на предприятии, и важнейшую роль в этом деле сыграло предоставление жилья.

Само слово «пролетариат» нельзя трактовать сугубо формально, предполагая, что все русские рабочие жили исключительно за счет продажи своей рабочей силы. В 1918 г. в среднем 31,3 % всех рабочих РСФСР имели землю. У горнозаводских рабочих этот показатель достигал 44,4 %, а в Петрограде он был, наоборот, наиболее низок — 17,2 % (Постников, Фельдман 2009: 100–101). Спустя десятилетие Советской власти рабочие не спешили избавляться от земельных наделов. По оценке советского историка А. Рашина (1930: 25), в 1928 г. 25 % советских фабрично-заводских рабочих имели землю в сельскохозяйственном пользовании. Деревня для многих рабочих оставалась тыловой базой, позволявшей им в случае ухудшения условий жизни и работы в городе вернуться в село. Естественно, это не способствовало созданию крепких трудовых коллективов на промышленных предприятиях.

Завод выполнял широкий спектр непроизводственных функций: строительство детских садов, больниц, пионерских лагерей, жилья, магазинов, столовых, домов культуры и отдыха, туристических баз, библиотек, подсобных хозяйств, проведение спортивных мероприятий, детских утренников, распределение путевок в санатории и т. д. (Лайков 1972: 37–38). В советские годы на предприятиях продолжали действовать кассы взаимопомощи. Кассы, организованные при заводском комитете профсоюза, выдавали рабочим краткосрочные и долгосрочные беспроцентные ссуды на покупку потребительских товаров.

Отсутствие в СССР класса-угнетателя совершенно меняет диспозицию социальных сил. Рабочий может не любить начальство, но он уже не способен видеть своего врага через призму классовой борьбы рабочих против буржуазии. Он начинает рассматривать свою борьбу с точки зрения общего противостояния граждан и государства, что размывает внутриклассовую солидарность, формируя общественный консенсус: «Все мы, независимо от социальной принадлежности, выступаем против власти номенклатуры». Бюрократизация советского общества закономерно привела к тому, что в сознании большинства советских рабочих классовая идентичность отошла на второй план, уступив место иным идентичностям: региональной, религиозной, национальной, политической и т.д.

На протяжении советской истории классовая идентичность рабочего класса сужалась до группового сознания на уровне конкретного предприятия. Советский коллективизм не был фикцией: он имел под собой реальные предпосылки в виде слабого экономического расслоения внутри трудовых коллективов, идеологии социальной однородности и общей для всех наемных работников цели — выполнения государственного плана. Однако к концу существования СССР советское общество состояло из разрозненных трудовых коллективов, которые не рассматривали друг друга в рамках классовых категорий («мы — рабочие»).

Самой большой ошибкой при изучении позднесоветского рабочего класса стало бы развешивание политических ярлыков — определение класса как «революционного» или «реакционного». Подобные ярлыки не только ничего не объясняют в процессе эволюции советского общества, но и, что опаснее всего, создают иллюзию существования в позднем СССР некоего целостного классового субъекта с единой политической волей.

Один из главных вульгарно толкуемых тезисов марксизма состоит в том, что промышленный пролетариат обладает некой перманентной революционностью, готовой развернуться в удачный момент времени. Все дело в обстоятельствах и политической организации. Сторонник подобной позиции снимает с рабочих всякую ответственность за собственную судьбу, превращая их в пассивный инструмент политических интриг. В действительности же промышленные рабочие находятся в условиях капиталистического производства, которые действительно располагают к коллективной самоорганизации. Но это расположение ни в коем случае нельзя принимать за свершившуюся возможность. В разные исторические периоды и в различных социальных системах на рабочих действуют экономические, культурные факторы, размывающие их классовую самоидентификацию и мешающие коллективной борьбе. Если рабочий класс России в 1917 г. состоялся как класс и стал субъектом истории, то 1991 г. ознаменовался его распадом.

В 1926 г. И.В. Сталин в споре с оппозицией излагает собственное видение структуры рабочего класса. Для него понятия «пролетарий» и «рабочий» являются синонимами, но в рамках пролетариата он выделяет «чистокровный пролетариат» — ядро, состоящее из людей с большим рабочим стажем. Второй слой включал в себя недавних выходцев из мещанства, интеллигенции, крестьянства, еще окончательно не порвавших своих связей с землей и старой социальной средой. Третий же слой — рабочая аристократия (Сталин 1948: 9–11). Приведенная классификация использовалась Сталиным, прежде всего, для объяснения социальных корней оппозиции, существовавшей внутри ВКП(б). Таким образом, Сталин не только рассматривал рабочий класс в рамках постоянного внешнего конфликта мелкой буржуазии и пролетариата, но и внутри пролетариата он видел столкновения разных слоев (Сталин 1948: 10)

Владимир Ильич прекрасно понимал, что малочисленный промышленный пролетариат России не сможет стать единственной социальной опорой революционных сил, поэтому стремился сформировать широкую коалицию городского и сельского пролетариата. Понятия «рабочий класс» и «пролетариат» Ленин также использует как синонимы, не видя между ними принципиальной разницы.