Снежный ангел

Кто-то когда-то мне сказал, что каждый человек заслуживает, чтобы его любили.

«Скромность умерла, когда родилась одежда». Марк Твен.

Митч не в силах устоять, переплетает свои корявые пальцы с тонкими пальцами незнакомки, потому что очень это приятно – держать кого-то за руку. И ощущать, что тебя в этом мире, как якорем, удерживает драгоценное тепло другого человека.

– Рэйчел! – воскликнула она шепотом. – Что стряслось? Где Лили?
– Долгая история. Боюсь, она не сможет сегодня быть ангелом. – Я сунула ей в руки костюм. – Ты уж прости.
– Но…
– Мы уезжаем, – перебила я.
Несколько мгновений Сара молча, изучающе смотрела на меня, потом глаза ее наполнились слезами.
– Ты решилась! – прошептала она и, забыв про костюм с топорщащимися ангельскими крыльями, обняла меня.
– Похоже, так. Хотя не очень понятно, что это значит.
– Это, дорогая, значит – жить. Ярко, интересно, так, что дух захватывает! Теперь вся жизнь – твоя. – Сара рассмеялась. – Ты начинаешь жить, Рэйчел. Жить по-настоящему.

На моей памяти было всего несколько случаев, когда Сайрус терял дар речи. Хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать. Этот случай затмил их все.
Сайрус внезапно отдернул от меня руки, словно обжегшись. Ничем он не дорожил так, как своей репутацией. И хотя многие наверняка и раньше догадывались о наших отношениях, широкая огласка разрушила бы все, над чем он так усердно трудился. Первый парень, звезда школьного футбола, сын бывшего мэра, успешный бизнесмен – Сайрус с юности ощущал себя королем нашего провинциального городка. Но если станет известно, каков он самом деле, от него все отвернутся. Эвертон – маленький город, но у его жителей большие сердца. Просто я забыла об этом.
– Все. Сыта по горло, – тихо сказала я.

Мы были уже в прихожей. Что-то изменилось во взгляде Сайруса. Он осознал: мы на самом деле уходим. Жена и дочь бросают его. И мысль эта явно ему не понравилась.
– Не смей!
Буравя меня глазами, он медленно подступал к нам.
От ужаса внутри все окаменело. Что я натворила?! Но поздно. Сказанного не вернешь. За спиной у меня возилась с курткой Лили. Слава богу, мы еще не прицепили ей крылья. Щелкнул замок – Лили открыла входную дверь. Пора.
– К машине, Лили, – велела я и только теперь, повернувшись спиной к Сайрусу, бросилась бежать. Как была, в жакете и домашних туфлях. Где ключи от машины? Господи, они же на комоде в холле. Я рванулась туда.
– Что ты затеяла, Рэч? Пристрелить меня?
Пристрелить? Что за чушь! Я с разбегу налетела на комод. И тут вспомнила. Пистолет в ящике. И я умею им пользоваться.
Сайрус еще далеко, не успеет помешать мне открыть ящик и схватить пистолет. А воображение уже нарисовало, что может случиться дальше. Я знаю, где предохранитель, знаю, как взводится курок. Остановится ли Сайрус, если я наведу на него оружие? Решусь ли я выстрелить?
Он приближался. Я не видела – чувствовала спиной. Я дернула ящик на себя. Пистолет был на месте, но там же лежало еще кое-что, о чем я совсем забыла. Книга Сары. «Истинная любовь изгоняет страх»… Глупости. Не бывает истинной любви, шипел мой разум. А сердце в ответ напомнило: улыбка Макса, дружба Сары, рука Лили в моей руке, снежные ангелы и папа. Вот в чем дело. Я все поняла! Ущербная любовь, которую я только и знала, это лишь тень истинной любви, которой я не замечала. Миг – и выбор сделан.
– Я выбираю любовь, – выдохнула я, задвинула ящик и повернулась к Сайрусу.
– Так ты хочешь застрелить меня, Рэйчел?
Он схватил меня за плечи с такой силой, что я с трудом сдержала вскрик.
– Не хочу, – прошептала я. Мне было страшно, как никогда в жизни страшно – что, если он вытащит пистолет и направит на меня? Господи, помоги! – Но ты меня отпустишь.
– Черта с два!
Жаркое дыхание обжигало лицо. Я заставила себя взглянуть мужу в глаза.
– Как я тебя любила. – Одно короткое признание, и все невыплаканные слезы покатились по моим щекам.
Сайрус удивленно моргнул. Но это внезапное признание не остудило его ярости. Его пальцы еще сильнее впились мне в плечи. А я больше не боялась. Любовь была мне защитой.
– Ты отпустишь меня и Лили. А если нет – Макс всем расскажет, каков ты на самом деле.
– Что?! – прохрипел Сайрус.
– Он знает. Все знает про нас с тобой. Только тронь меня, и об этом станет известно всему городу. И тогда тебе конец, Сайрус. Сам понимаешь.
– Думаешь, кто-нибудь поверит этому старику? Я Сайрус Прайс! В этом городе мое слово что золото.
– И Сара тоже все знает. Они оба знают, что Сайрус Прайс бьет свою жену. И у них есть убедительное доказательство. – Я умудрилась приподнять загипсованную руку.
Сайрус все смотрел мне в глаза. На несколько мгновений комната погрузилась в абсолютную тишину. Я перестала дышать и поняла это, только когда начала задыхаться.

Он знал меня счастливой и грустной, обиженной и испуганной. А взбешенной? Приходилось ли ему видеть, какова я в бешенстве? Почти всю жизнь скрывала я от мужа свои чувства, старалась стать такой, какой он хочет, чтобы не было у него причин злиться. Но сейчас… В душе проснулось что-то неведомое, дикое. Мою дочь он не получит!
Я вырвала руку Лили из ладони Сайруса, толкнула ее себе за спину.
– Если ты тронешь ее хоть пальцем, я…
– Что? – Сайрус быстро оправился от шока, презрительно усмехнулся. – Что ты тогда сделаешь, Рэйчел? Ударишь меня, да?
– Нет, я не стану этого делать, но и ее трогать не позволю.
– Мам? – всхлипнула за спиной Лили, вцепилась в мой жакет.
– Ничего, милая. – Не смея повернуться спиной к Сайрусу, я протянула руку за спину, нащупала ладошку Лили. – Мы уходим.
И принялась осторожно пятиться, подталкивая Лили. Шаг, другой… Пятясь, мы выбрались из гостиной через вторую дверь. Теперь к выходу.
И тут Сайрус очнулся:
– Что значит – уходите?
– Уходим, – повторила я, потому что, по правде говоря, и сама не знала, что это значит. Знала только, что мы с Лили должны уйти, немедленно. Главное, оказаться за дверью. Больше мне пока ничего не надо.
– Сегодня сочельник. Что ты собираешься делать? Сбежать? Ты даже в отель не попадешь – все кредитки на мое имя.
Я споткнулась. Он прав. Денег у меня нет, бежать некуда. К Саре? Неудобно. К Максу? Но это значит поставить его в ужасное положение. Выхода, получается, нет. Но остаться я не могу. Мы не можем остаться! Отступи я сейчас, Сайрус получит еще большую власть над нами. Ни за что!

Пора везти Лили на генеральную репетицию, где будут и зрители. А заодно явить миру мой синяк и прочее. Малоприятная перспектива. Тошно выставлять на всеобщее обозрение руины незадавшейся любви. Терпеть взгляды исподтишка. Врать… Тошно.

На заре нашей семейной жизни Сайрус, когда случалось поднять на меня руку, потом всякий раз мучился угрызениями совести. Но шли годы, и его любовь гасла буквально на глазах. И однажды Сайрус не оглянулся. Отпихнул меня с дороги, я упала, а он не оглянулся. Со мной тогда ничего не случилось, но лучше бы уж он избил меня. В тот день я поняла: любовь умерла.

– Господи! – вырвалось у меня. Не знаю, что стало тому причиной – взгляд ли Сары, правота ли ее слов: на фотографии действительно была почти девочка, – но только я впервые осознала, насколько все скверно. – О господи, нет!
Сара крепко обняла меня, уткнулась лбом мне в висок.
– Но… как же это? – задохнулась я. – Почему?
Подошел Макс, обнял меня с другой стороны.
– Это значит, я была такой… Как же я могла?.. Как он мог? – бормотала я.
– Вот именно, – мрачно заметила Сара. – Как он мог? Меня это и раньше возмущало, а оказывается, это безобразие тянется уже столько времени! Какая мерзость!
– Двенадцать лет, – уточнила я. Никто не спрашивал, но мне было важно расставить все точки. – Двенадцать лет Сайрус меня мучает. Оскорбляет. Унижает. И бьет. Когда не в духе, он… Как мальчишка, который силы своей не знает.
– Знает он свою силу, – сказал Макс. – И прекрасно умеет владеть собой в любых других ситуациях. А с тобой просто дает себе волю, сознательно.
Я зажала рукой рот – то ли слезы удержать, то ли новые упреки, не знаю. Возврата нет. Макс и Сара все знают. Теперь мне не списать на собственную неуклюжесть ни одного синяка. Теперь им единого взгляда довольно будет, чтобы распознать, что Сайрус снова распустил руки.
Страшненькая мысль. И успокаивающая. Я больше не одна. Как птица, долго прожившая в клетке, я со страхом взирала на приоткрывшуюся вдруг дверь своей темницы. Достанет ли у меня смелости улететь?