Война миров. Чудесное посещение

Планета Марс — едва ли нужно напоминать об этом читателю — вращается вокруг Солнца в среднем на расстоянии ста сорока миллионов миль и получает от него чуть ли не вдвое меньше тепла и света, чем наш мир.

— Я полагаю, что люди вроде меня все-таки продолжат жить — во имя рода человеческого. Говорю вам, я твердо решил жить дальше. И если я в вас не ошибаюсь, вам тоже — в самом скором времени — придется показать, из чего вы скроены. Мы не допустим, чтобы нас истребили. Но я также не допущу, чтобы меня поймали, приручили и начали кормить и холить, словно тучного быка. Брр!.. Вы только вспомните этих коричневых слизняков!

дожевывает на ходу завтрак, мчится сломя голову с сезонным билетом в кармане, и сияет, как медный грош, если успевает на поезд, потому что страшно боится опоздать, иначе уволят; корпя на работе над бумагами, они боятся взять на себя труд вникнуть в их суть; потом они улепетывают домой, потому что боятся опоздать к обеду; после обеда они остаются дома, потому что боятся выйти на глухие улочки; они спят с женщинами, на которых женились по доброй воле, не потому, что хотят этого, а потому, что скопили до свадьбы немного денег и вложили их в женитьбу, дабы хоть немного обезопасить себя в этом вечном жалком улепетывании от превратностей судьбы

— Очень может быть, марсиане сделают кое-кого домашними животными, обучат разным трюкам… Кто знает, может быть, в них даже проснется нечто вроде сентиментальности — вырос домашний мальчонка у них на глазах, а тут его надо убивать. А иных, может статься, они обучат охотиться на нас.

о я ничего не предвидел, а преступление — это сначала предвидение, а потом уже действие. И я оставляю на бумаге совершенное мною убийство так же, как оставляю все прочие подробности моего рассказа, — что было, то было. А ведь свидетели отсутствовали — некоторые вещи я мог бы и скрыть. Но я оставляю их на бумаге, и пусть читатель вынесет мне тот приговор, который пожелает.

Марсиане не ели, а значит, и не переваривали пищу. Вместо этого они брали свежую кровь других живых существ и впрыскивали ее себе в вены.

Должен заметить, что внутреннее строение марсиан, как показали позднейшие вскрытия, было почти столь же простым. Большую часть организма занимал мозг; чудовищно толстые нервы вели к глазам, уху и щупальцам. Помимо этого, у марсиан были довольно развитые легкие, напрямую открывавшиеся в ротовое отверстие, а также сердце и сердечные сосуды. Более плотная земная атмосфера и повышенная сила тяготения с очевидностью должны были привести к легочному расстройству, чем и объяснялось конвульсивное подергивание кожи.

Марсиане не знают, что такое сон, — во всяком случае, их организмы нуждаются в сне не больше, чем наше сердце. Поскольку они не обладают мышечной системой и, таким образом, не испытывают необходимости в восстановлении сил, то им неизвестен и такой род отдыха, как периодическое «выключение» организма. По всей видимости, чувство усталости им незнакомо вовсе. На Земле сам процесс передвижения требовал от них больших усилий, тем не менее они были физически активны вплоть до последней секунды своего существования. В сутки они работали все двадцать четыре часа — на нашей планете, пожалуй, только муравьи способны на это.

как это ни удивительно для нас, живущих в двуполом мире, у марсиан нет полов, и, таким образом, им несвойственны те бурные эмоции, что порождаются половыми различиями. Теперь уже достоверно известно, что во время войны миров на Земле родился, по меньшей мере, один марсианин — он был найден на теле своего родителя и уже почти отпочковался, как это происходит с молодыми луковицами лилий или же с молодыми особями пресноводных полипов.

Мне кажется вполне вероятным, что у марсиан, произошедших от существ, в общем похожих на нас, мозг и руки (последние в конце концов видоизменились, дав начало двум пучкам тонких щупалец) постепенно развивались за счет остального организма. Мозг без тела должен был, конечно, превратиться в более эгоистичный интеллект — интеллект, лишенный опоры в виде человеческих чувств.