Остров Феи

Француз сказал, намекая на известное произведение Циммермана: «la solitude est une belle

Я люблю созерцать темные долины, и серые утесы, и источники вод, что смеются безмолвной улыбкой, и леса, что вздыхают в беспокойном сне, и надменные горы, что, насторожившись, смотрят вниз, – все это я люблю созерцать, я вижу во всем этом исполинские члены одного, полного духа и чувства, громадного целого – того целого, чья форма (сферическая) является наиболее совершенной и наиболее вместительной изо всех; чей путь лежит среди дружеских планет; чья нежная прислужница – луна; чей властитель – солнце; чья жизнь – вечность; чья мысль – помысл божества; чья услада – знание; чьи судьбы потеряны в безбрежности; чье представление о нас подобно нашему представлению о микроскопических животных, опустошающих наш мозг; это – существо, которое мы логично считаем совершенно неодушевленным и материальным, почти тем же, чем микроскопические животные считают нас.

полного духа и чувства, громадного целого – того целого, чья форма (сферическая) является наиболее совершенной и наиболее вместительной изо всех; чей путь лежит среди дружеских планет; чья нежная прислужница – луна; чей властитель – солнце; чья жизнь – вечность; чья мысль – помысл божества; чья услада – знание; чьи судьбы потеряны в безбрежности; чье представление о нас подобно нашему представлению о микроскопических животных, опустошающих наш мозг; это – существо, которое мы логично считаем

Я много бродил среди таких картин природы, и заходил далеко, и часто блуждал в одиночестве; и наслаждение, которое я испытывал, проходя по туманным глубоким долинам, или бросая взгляд на отраженье неба в спокойном зеркале озер, усиливалось, углублялось при мысли, что я бродил один. Что это за болтливый Француз сказал, намекая на известное произведение Циммермана: «la solitude est une belle chose; mais il faut quelqu’un pour vous dire que la solitude est une belle chose»[4]. Эпиграмма хоть куда; но упомянутой необходимости совсем не существует

«la musique est le seul des talents qui jouisse de lui meme, tous les autres veulent des temoins»

мы безумно заблуждаемся, тщеславно полагая, что человек, в своих теперешних или грядущих судьбах, является в мире моментом более важным, чем эта обширная «глыба юдоли», которую он обрабатывает и презирает, и за которой он не признает души, руководясь тем поверхностным соображением, что он не видит ее проявлений

Я люблю созерцать темные долины, и серые утесы, и источники вод, что смеются безмолвной улыбкой, и леса, что вздыхают в беспокойном сне, и надменные горы, что, насторожившись, смотрят вниз, – все это я люблю созерцать, я вижу во всем этом исполинские члены одного, полного духа и чувства, громадного целого – того целого, чья форма (сферическая) является наиболее совершенной и наиболее вместительной изо всех;

ое положение позволяло мне обнять одним взглядом оба конца острова, и восточный и западный, и я заметил своеобразное различие в их внешнем виде. Западный край острова казался лучезарным гаремом цветущих красавиц. Он блистал и вспыхивал под косвенным взором заката и улыбался своими нежными цветами.

«Если был где-нибудь зачарованный остров, – сказал я самому себе, – вот – он здесь. Это уголок, где встречаются те немногие нежные феи, которые уцелели от гибели, постигшей их расу. Не в этих ли зеленых могилах они находят свое погребение? Не расстаются ли они с своей нежной жизнью так же, как люди? Или, напротив, не угасают ли они постепенно, отдавая Богу свою жизнь, исчерпывая мало-помалу свое бытие, как эти деревья отдают свои тени одну за другою речной глубине? Не является ли жизнь феи для смерти, ее поглощающей, тем же, чем умирающее дерево является для вод реки, которые оно поит своими тенями, заставляя ее все сильней и сильнее чернеть от поглощаемой добычи?»

Западный край острова казался лучезарным гаремом цветущих красавиц. Он блистал и вспыхивал под косвенным взором заката и улыбался своими нежными цветами. Короткая и гибкая трава издавала легкий аромат и вся была усеяна златооками. Легкие деревья стояли прямо; стройные, прекрасные, полные грации, блистая глянцевитой и изменчивой корой, они смотрели весело и по своей форме и листве отличались восточным характером. Во всем виднелась жизнерадостность, блаженство бытия, и хотя не было ни малейшего ветерка, но все кругом как будто приводилось в движение воздушным перепархиванием бесчисленных мотыльков, которые казались крылатыми тюльпанами[5].