Провинциальная муза

Глубокая скрытность, проявляемая им в отношении дел, придавала его характеру какую-то таинственность и возвышала его в глазах жены в первые годы брака, — столько величия заключается в молчании!

Этот элегантный господин, вышедший из элегантного кабриолета и одетый как нельзя более элегантно, должен был подняться в номер 37, то есть на третий этаж, в комнатку, где застал нашего провинциала в то время, как тот варил себе на печурке кофе.
— Не с господином ли Мило де ла Бодрэ имею честь…
— Да, — ответил человечек, запахивая халат.
Оглядев в лорнет этот халат — плод нечестивого союза древнего узорчатого плаща г-жи Пьедефер и платья покойной г-жи де ла Бодрэ, — посредник нашел, что человек, халат и глиняная печурка, где в жестяной кастрюльке кипело молоко, достаточно красноречивы и что все тонкости тут излишни.

Если б слово «сандизм» в понимании многих не содержало некоторого порицания, можно было бы сказать, что Жорж Санд создала «сандизм»; это тем более верно, что с точки зрения морали добру почти всегда сопутствует зло. Эта сентиментальная проказа испортила множество женщин, которые были бы очаровательны, если б не их претензии на гениальность. В «сандизме», однако, есть та хорошая сторона, что зараженная им женщина переносит свое мнимое превосходство в область неведомых ей чувств и становится своеобразным «синим чулком» сердца; тогда она менее докучлива, ибо любовь служит некоторым противоядием ее литературным поползновениям. А главное, благодаря прославлению Жорж Санд выяснилось, что Франция обладает даже излишним количеством выдающихся женщин, настолько, однако, великодушных, что они до сих пор предоставляют все поле деятельности внучке маршала Саксонского.[7]

Город Сансер, богатый блистательным прошлым, вдовец своей бранной славы, обречен на более или менее бесплодное будущее, ибо торговое оживление сосредоточено на правом берегу Луары.

«переходом от назидательного к утешительному».