Трус

– Относитесь, батюшка, к вещам попроще, легче жить будет, – говорит он.

Все новые битвы, новые смерти и страдания. Прочитав газету, я не в состоянии ни за что взяться: в книге вместо букв – валящиеся ряды людей; перо кажется оружием, наносящим белой бумаге черные раны. Если со мной так будет идти дальше, право, дело дойдет до настоящих галлюцинаций.

ты идешь, с тысячами тебе подобных, на край света, потому что истории понадобились твои физические силы. Об умственных забудь: они никому не нужны.

В последний раз! Знает ли кто-нибудь, не испытавший такого последнего раза, всю горечь этих двух слов?

меня требуют, и я иду. Но пусть по крайней мере мне не мешают иметь об этом свое собственное мнение

Да вы разве не умираете? Не убьют вас – с ума сойдете или пулю в лоб пустите.

«Он бунтует, а нам огорчение»

теперь самое лучшее не думать, не рассуждать, а без критики принимать всякие случайности жизни и разве только выть, когда больно…

Смерть всегда будет смертью, но умереть среди близких и любящих, или валяясь в грязи и собственной крови, ожидая, что вот-вот приедут и добьют, или наедут пушки и раздавят, как червяка…

В этом страшном деле я помню и вижу только одно – гору трупов, служащую пьедесталом грандиозным делам, которые занесутся на страницы истории.