Предчувствие

Мир как всегда предстоящее (да, сразу в двух смыслах: грядущего и предшествующего всему).

Речь и письмо как способы взаимодействия с будущим — вот что еще только предстоит развернуть литературе и философии.

глаза, которые никогда не раскроются; кулаки, которые никогда не разомкнутся; ноты, которым не суждено будет прозвучать; бокалы, которые никогда не будут выпиты; свечи, которые не зажгутся; голоса, которые не прервут стремительного молчания; свитки с заповедями, которые не будут прочитаны; ночи, которые не сгустятся; дни, которые не вспыхнут; дожди, которые не прольются; засухи, которые никого не изнурят; песни, которые не прозвучат; зубы, которые не заскрежещут; грязь, которая не затвердеет; гром, который никого не встревожит; пули, которые не встретят висков; бутоны, которые не распустятся; дворцы, которые не будут возведены; могилы, на которых никто не прополет траву; стихи, которые никогда не будут написаны; неделя за неделей, век за веком все эти осколки несуществования начнут еще неистовее нагромождаться друг на друга; от них нельзя будет спастись.

Пойми, записанный звук — это след, это воспоминание об уже исчезнувшем

Собственно говоря, болезнь — это конструкт врача, отдаляющий понимание боли. Он не сможет сосчитать твою боль, а порой даже локализовать ее: можно сдать все анализы, получить рентгены, компьютерные отчеты и все равно остаться ни с чем. Вернее, так: когда боль слаба, локализовать ее просто, но лишь увеличится интенсивность, как боль поглотит все тело. Собственно, измерить ее невозможно, потому что боль — не то целое, которое можно легко разделить на части.

Боль невыразима, дословесна, речь не справится с ней, и даже крик мало что о ней скажет

По-моему, завтрашний день будет все дальше удаляться от нас, а не приближаться.

Отношения жизни и времени странные: проектов как таковых ведь нет, только бесконечные дробящиеся начала, проекты планов

Письмо будет только расширяться, но оно останется разом и негодным пересказом реальности, нагромождающим мишуру на мишуру, и указанием на то, что сама действительность — не более чем отражение другого, неизвестного царства (вряд ли это уместное слово), на которое готова указать только метафора письма. Ошибка считать, что искусство — враг реальности, оно противоположно не реальности, а повседневности. Как раз повседневность всегда будет стоять от реальности гораздо дальше, чем искусство.

Когда, когда именно развязная неформальность юноши, миновав иные жизненные вехи, обрюзгнет и превратится в бред ворчливого, абсолютно уничтоженного старика?