Неро

Я смотрю, как он начинает есть попкорн, целыми горстями за раз, не роняя на себя ни единой крошки.

Я должна что-то сделать. Должно быть что-то, что я должна сделать.

Его челюсть работает, пока он жует, мышцы на шее напрягаются.

То есть я знаю, что должна уйти. Или заставить его уйти. Но как?

Это, наверное, самая странная вещь, которая когда-либо случалась со мной.

Через балкон второго этажа ко мне заходит чертовски горячий мужчина. Прогуливается по моей квартире с уверенностью, о которой я могу только мечтать. Мельком взглянул на свой пистолет. А потом усаживается есть мой попкорн.

И... он напевает? Сладкая Мать Мария, он напевает.

И теперь ее жизнь в опасности.

Но в том-то и дело, что я плохой человек. Я с радостью окрашу улицы в красный кровавый цвет, чтобы защитить то, что принадлежит мне.

А Пейтон — моя. Знает она об этом или нет.

Я никогда не понимала, почему я должна бояться грозы. Не понимала, почему это делает меня не такой, как все, или неправильной, или глупой — как они утверждали.

Я жаждала не насилия, а перемен. Смывание. Очищение. Малейшая надежда на то, что волна может обрушиться, унося старое и оставляя что-то новое.

И, возможно, именно поэтому они мне до сих пор нравятся. В моей груди, глубоко внутри меня, все еще есть место, которое хочет, чтобы его засосало в небо, унесло от всего этого и опустило в Оз.

Темные глаза. Темные брови. Почти черные волосы, уложенные назад, и острые скулы, очерченные подстриженной бородой того же оттенка.

Я снова сглатываю.

Он выглядит так, будто пришел с фотосессии. Или зала заседаний. Или фотосессии зала заседаний. И внутренний голос кричит мне, что это должно сделать все еще страшнее.

Должно.

— Расслабься.

Большая рука ложится на мое бедро, и я напрягаюсь еще больше. Вес его ладони вызывает тревогу, тепло его прикосновения обжигает меня сквозь одеяло.

Его рука надавливает с большей силой.

— Расслабься.

На этот раз его тон еще мягче, и я пытаюсь сделать ровный вдох. Темный аромат заполняет мои ноздри. Это кожа, огонь и одеколон.

Господи.

Я открываю глаза.

— Обними меня, блять.

Но ее глаза... эти чертовы глаза. В этих голубых глазах мелькают отблески полуночи.