Русская развлекательная культура Серебряного века. 1908–1918

Для описания этой диктатуры безличного или срединного Хайдеггером используется неопределенно-личное местоимение «das Man» (sic!), близкое к русскому «человек» в аналогичном употреблении. Такого «человека» мы и встречаем у Толстого: это Кай из силлогизма Кизеветтера. Тот самый «другой», которому «правильно умирать», и о котором у Хайдеггера сказано: «Их “кто” не этот и не тот, не сам человек и не некоторые и не сумма всех. “Кто” тут неизвестного рода, люди

«У нас смех изгонял византинизм, потому что смеяться – грешно <…>. А в смехе – луч эллинизма, жизнерадостного оптимизма, в смехе – оправдание жизни, ее примирение

публика, и сам театральный мир относились к легким жанрам с большой долей высокомерного презрения

Это 1908-1918 гг.
У этого десятилетия есть свой сюжетный путь с завязкой, кульминацией и развязкой, есть и свой драматургический центр, который занимает театральное зрелище совершенно новой экспериментальной формы – артистическое кабаре

В отличие от парижских кабаре, возникших в первую очередь как социальная и уж потом эстетическая оппозиция буржуазному салону, кабаре и театры миниатюр в России явились поначалу абсолютно элитарным художественным феноменом, обращенным в первую очередь к самому искусству.

Творчество театров миниатюр формировало не просто новый тип спектакля, но и новое отношение к современному театральному искусству, новую форму реакции на зрелище. Это были интеллектуально и художественно изысканные новаторские сцены.

развлечения Брюсова, помимо традиционных выпивки и любовных приключений, состояли в поедании пирогов с морковью и в не слишком удачной карточной игре.

Арлекинада утвердилась в первую очередь как пантомима, затем персонажи арлекинад – Коломбина, Пьеро, Арлекин – появляются в немой комической киноэкрана, в цирковой пантомиме-клоунаде, в различных мимических театральных действах XX века и, наконец, в экранных видеоклипах»[965

Пьеро и Лебедь. Однако балет “Лебедь” осуществлен не был»[955].

Коммерческие соображения заставляли организаторов таких кабаре допускать в них и стороннюю публику, тех, кого в петербургской «Бродячей собаке», например, называли «фармацевтами». За ощущение интимной причастности к миру «богемы» обыватель готов был платить немалые деньги.