Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

Заявление английского солдата в шекспировской драме «Генрих V» иллюстрирует, как солдаты могут чувствовать себя оправданными при совершении убийств и других бесчеловечных действий: «Мы знаем только, что мы подданные короля, и этого для нас достаточно. Но если бы даже его дело было неправым, повиновение королю снимает с нас всякую вину». Перекладывание ответственности на лидера помогает снять внутренние запреты на убийство.

Боевые действия организуют таким образом, чтобы свести к минимуму появление гуманных чувств по отношению к Врагу. Патриотические образы, беспрекословное подчинение командирам, верность боевым товарищам и награды за убийства – все это придумано, чтобы «отпустить грехи» за творимые во время войны ужасные дела. Обезличенность конкретного вражеского солдата тоже способствует уменьшению чувства ответственности за смерть другого человеческого существа.

Коллективный характер убийств был проиллюстрирован событием в местечке Сонгми во время Вьетнамской войны, когда рота американских солдат во главе с лейтенантом Уильямом Келли впала в неистовство. Их движущей силой являлась убежденность, что поскольку Враг убивал их товарищей (включая всеми любимого сержанта, подорвавшегося накануне на мине-ловушке), все гражданские лица – старики, женщины и дети – заслуживают одного: быть уничтоженными. Жажда мести затмила любые человеческие чувства по отношению к беззащитным жертвам. Резня продолжалась, несмотря на очевидную неспособность вьетнамцев к какому-либо сопротивлению и на их мольбы о пощаде. Убивали и поодиночке, и группами. На судебном процессе лейтенант Келли в свою защиту привел аргумент, что он лишь «выполнял приказ». Он вспоминал: «Я представлял себе людей в Сонгми так: это просто какие-то тела, и они меня никак не волновали… Я думал, что это не может быть неправильным, иначе возникло бы чувство жалости». Как указывал политолог Роберт Джервис, если было совершено какое-то зло, он просто не мог его совершить; а если он его совершил, это не могло быть злом.

Образ Врага гасит любую эмпатию,

Похожие, сфабрикованные в Германии обвинения в отношении предполагаемых гонений на немецких жителей в Судетской области Чехословакии послужили предлогом для ее «аннексии» Германией в 1938 году – это был первый шаг на пути завоевания большей части Европы. И здесь государственные лидеры намеренно создали образ преследуемых, желая обеспечить поддержку своей политики. Чтобы оправдать неизбежные человеческие и материальные потери, народу внушался образ его грядущего триумфа и присущего ему героизма. Причастность к состоянию войны, в котором находилась страна, сама по себе пробуждала национальную гордость и образы злобного врага, которого нужно победить.

Граждане при этом будут реагировать точно так же, как они реагировали бы на оскорбление другого индивидуума или как если бы сочли себя его жертвой: у них возникнет чувство, что необходимо наказать обидчика. Стремление к мести – практически рефлекторная реакция на грубое унижение: потерю лица или имущества, угрозу личной безопасности. Национальное достоинство столь же свято, как и личная честь.

Будь то семейный конфликт или международная конфронтация, люди прибегают к сложной «теории разума», чтобы понять мышление противника – какие у него есть планы и складываются в голове образы, почему он может что-то неверно истолковать. Данная теория базируется на взаимосвязанном наборе допущений и правил «чтения мыслей». В рамках повседневных взаимодействий эти правила могут принимать форму условных выводов: «Если кто-то слишком пристально на меня смотрит, это значит, что он на меня сердится»; «Если его голос дрожит, он меня боится»; «Если человек молчит, он, вероятно, со мной не согласен».

Применяя подобные правила, один индивидуум может попытаться понять точку зрения другого. Психотерапевт интегрирует описания пациентом его реакций на разные события, чтобы понять основные убеждения и внутренние установки. Например, стараясь понять, что творится в голове у страдающего депрессией пациента, психотерапевт может попытаться увидеть мир его глазами, а затем помочь оценить имеющиеся в мышлении пациента предвзятости и предубеждения.

Политики манипулируют национальной самооценкой и образом противника, на основе которых информация о противниках интерпретируется шаблонно. В результате у нации формируется восприятие действий противника как преследующих наиболее злобные и враждебные его замыслы, в то время как пристрастные интерпретации собственных действий имеют явную положительную направленность. Когда корейский пассажирский лайнер был сбит Советским Союзом в 1982 году, в Соединенных Штатах широко распространилось убеждение, что это был намеренный антигуманный акт, а не случай ошибочной идентификации, как утверждали Советы . События, которые находятся в соответствии с представлениями о «хорошести» своей нации, считаются подтверждением ее добродетелей; а события, которые могут испортить имидж, обесцениваются или их значимость преуменьшается.

Политические элиты могут использовать образ нации для оправдания действий, способствующих достижению их личных целей. Например, руководство Югославии, состоявшее из сербов, создало образ преследуемых и гонимых людей для построения мононациональной Великой Сербии. Образ Соединенных Штатов как оплота против иностранной тирании был противопоставлен образу безжалостной и монструозной силы коммунизма, что оправдывало интервенции в Корее и Вьетнаме. На протяжении холодной войны американская международная политика формировалась под влиянием представлений об империалистическом и подрывном Советском Союзе, который угрожал пройтись своими войсками по Западной Европе и захватить остальной мир. (В сталинский период такое восприятие СССР и его внешней политики, вероятно, отчасти было правдиво.). У граждан Советского Союза был полностью аналогичный взгляд на Соединенные Штаты и их цели на международной арене: империалистические, враждебные, опасные. Сопоставление в умах людей угрожающих образов обеих сторон имело тенденцию их усиливать. Отвращение к коммунизму и страх достижения Советским Союзом мирового господства привели к участию США в войнах против «плохих» коммунистов в Корее и Вьетнаме. Интересно отметить, что образ Советского Союза как «Империи зла» (по словам президента Рейгана) поблек с наступлением оттепели в холодной войне.

В то же время многочисленные политические группы влияния, газеты, контролируемые Херстом и Пулитцером, создавали интервенционистские настроения в американском обществе. Потопление броненосца «Мэн» во время «визита вежливости» в порт Гаваны в еще большей мере взбудоражило и широкие массы, и Конгресс, попытавшийся подвигнуть президента Уильяма Мак-Кинли на объявление войны Испании. Так, Теодор Рузвельт обвинил президента в бесхребетности – за то, что тот не вмешался в ситуацию раньше. Распространенный шовинистический образ стал настолько силен, что это вынудило президента начать Испано-американскую войну. Некоторые другие войны, в которых участвовали Соединенные Штаты, например Вьетнамская, первоначально изображались как преследующие благородную американскую цель сдерживания коммунизма, но превращались в битвы за защиту чести и престижа Америки.

После обеих мировых войн моральная оценка американцами своей страны как щедрой нации выливалась в благотворительные поставки продовольствия и материалов; финансовую помощь как бывшим врагам, так и союзникам. Во времена холодной войны, когда Советский Союз воспринимался главной угрозой для свободы в мире, американская политика предусматривала предоставление убежища жертвам угнетения. В последний период потоки беженцев из Сомали, Боснии и бывшего Заира оказали воздействие на коллективную совесть нации и привели к американскому военному вмешательству, чтобы облегчить страдания. Моральное представление о себе как о несущем добро защитнике свободы и демократии во всем мире определяло и политику США в отношении других государств.