Фашисты

По методологии моя работа представляет собой почти исключительно вторичный анализ исследований, предприня­тых другими учеными

это были уроженцы «угрожаемых» приграничных территорий или беженцы с «утраченных земель».

Религия важна почти вез­де — и почти везде поддерживает национал-этатизм (кроме Италии, где религия транснациональна). Евангелическая церковь в Германии 1925–1935 гг., православные верующие и духовенство в Румынии, католики в «австрофашизме» — все они поддержали фашизм, поскольку религия для них была тесно связана с чаемым национальным государством.

Почти во всех странах, где фашизм был распространен массово, доля именно этих людей в фа­шистских движениях непропорционально высока

Некоторые «национально-государственные» локации одинаковы во всех странах: прежде всего, это военные и ветераны, но также и госслужащие, учителя и работники физического труда в го­сударственном секторе.

Однако, если мы принимаем убеждения фашистов всерьез, из этого следует, что фашизм был привлекателен именно для тех, кто глядел на классовую борьбу извне, восклицая: «Чума на оба ваши дома!»

Таким образом, классовый состав фа­шистского движения сложен и в разных странах заметно различается. Более устойчивые тенденции связаны с занято­стью.

Во всех странах фашизм поддерживали последовательно два молодых поколения, повзрослевших между Первой мировой войной и концом 1930-х. Их юности и идеализму импонировали ценности фашизма, преподносившиеся как современные и в то же время нравственные. Особенно легко распространялись фашистские идеи через два института социализации моло­дых людей: среднее и высшее образование, внушавшее идеи морального прогресса, — и армию, воспитывавшую в моло­дежи милитаризм. Фашизм апеллировал в первую очередь к молодым мужчинам — поэтому в нем ярко проявлялся дух «мачизма», поощряющий браваду и не вполне контролируе­мое насилие; в мирное время милитаризм его легко превра­щался в парамилитаризм

Однако фашизм — как и социализм — был привлекателен для очень и очень многих, а значит, дело тут не в развитой или отсталой экономике. Чтобы понять, что произошло, нам необходимо найти между этими странами нечто общее — и это будет явно не уровень развития.

Почему же в одной половине Европы победил авторитар­ный этатизм, а в другой — либеральная демократия? Очевид­но, проблема не в каком-то общем кризисе, вроде Великой депрессии или недостатков либерализма: такой кризис ска­зался бы на всей Европе, а не на ее половине.