Изобретение науки: Новая история научной революции

де Косс приводил в действие фонтаны, нагревая воду солнечными лучами, фокусируя их с помощью линз); если назвать сердце насосом, неизбежно возникает вопрос о том, что приводит его в действие.

можно сформулировать общий закон (естественно, закон Вуттона, поскольку речь идет об эпонимии): если научное открытие было совершено до 1560 г. и названо в честь первооткрывателя, это произошло много лет спустя.

Считалось, что знания не могут быть утраченными навсегда. Они либо уходят в тень, становятся эзотерическими или оккультными, либо просто теряются, чтобы в конечном итоге через несколько столетий обнаружиться в библиотеке какого-либо монастыря.

Пока Колумб не продемонстрировал, что классическая география абсолютно ошибочна, считалось, что утверждения древних нельзя ставить под сомнение — их можно только интерпретировать [241].

Совершенно очевидно, что если бы для научной революции требовалось только новое мышление, то было бы невозможно объяснить, почему она не произошла раньше XVII в.

распространилось утверждение, что Витгенштейн показал полную культурную относительность рациональности: наша наука может отличаться от науки древних римлян, но у нас нет оснований заявлять, что она лучше, поскольку их мир был совсем не похож на наш.

Когда мы изучаем идеи, лингвистические изменения являются ключом к выяснению того, что люди понимают такого, чего не понимали их предшественники

Историки, утверждал Баттерфилд, должны научиться видеть прошлое так, как будто будущее им неизвестно — как жившим в ту эпоху людям.

Никто не представлял, что наступит день, когда историю человечества будут рассматривать как историю прогресса, но всего три столетия спустя, в середине XVIII в., прогресс стал неизбежностью и его начали искать во всей предыдущей истории [8] .

Койре отождествлял ее (следуя концепции «эпистемологического разрыва» Гастона Башляра) с единичной интеллектуальной мутацией: заменой аристотелевской идеи места (в котором всегда есть верх и низ, право и лево) идеей пространства; по его утверждению, эта замена сделала возможным появление понятия инерции, которое стало основой современной физики [59]. Койре пользовался огромным влиянием в Америке, и его башляровская концепция интеллектуальной мутации была принята Томасом Куном в «Структуре научных революций». В Англии Ласки и Баттерфилд оказали не меньшее влияние на такие работы, как «Научная революция» (The Scientific Revolution, 1954) Руперта Холла, в которой отрицалась какая-либо связь между научной и промышленной революциями, и «Наука в истории» (Science in History) Дж. Д. Бернала, второй том которой, «Научная и промышленная революции» (The Scientific and Industrial Revolutions, 1965), был посвящен их тесной связи.