Заметки млекопитающего

Лично я ни хорош ни плох. Я, так сказать, колеблюсь.

Пока я был молодым, мне все время говорили: «Когда вам будет пятьдесят лет, вы увидите». И вот мне пятьдесят. Я ничего не увидел.

Нам уже незачем называть себя «людьми искусства»; мы оставляем это блестящее звание парикмахерам и педикюршам.

Художнику можно подражать, критик — неподражаем и бесценен.

освободились от гнета привычной косности.

Молодые музыканты прозвали его «добрым наставником». Они не подражали ему. Он указал им дорогу и сказал: «Идите сами. Будьте моей противоположностью. Никого не слушайте».

Его музыка наконец-то по-настоящему французская, такая открытая, такая нежная, что, слушая ее, вспоминается фраза Ницше: «Мысли, ступающие голубиными шагами, управляют миром».

Не возвращаемся к старым наивным вещам. Никаких стилизаций клавесина.

— А вы, Сати, над чем работаете? — спросил как-то Дебюсси.
— Я, — ответил тот, — размышляю над «Принцессой Мален», но не знаю, как добиться разрешения Метерлинка.
Через несколько дней Дебюсси, получив разрешение Метерлинка, принялся за «Пеллеаса и Мелизанду».
Не подумайте, что я собираюсь осуждать Дебюсси и жалеть Сати. Всё к лучшему. Кто смел, того и шедевр.

Сати берег свою музыку как доброе вино. Никогда не взбалтывал бутылку.