Будильник обозначился в семь. А боль осталась.
С ней пришлось снова вставать на холодный пол пятками. С ней — тащиться в ванную, охая, перелезать через бортик, поворачивать вентиль и тупо стоять под теплыми струями, слушать, как звонко бьют они о фаянсовое дно. Боли было глубоко плевать и на ванну, и на воду, и на промокшие сиреневые трусы, которые Нина забыла стянуть. Боль таилась в подреберье, спекая внутренности в колючий комок: как ни вдохнешь, как ни двинешься — сразу укол, и тошнота поднимается по гортани едкой волной.