Императрица

Поняв, что был обманут, ребенок превратился в маленького тирана. Он оттолкнул игрушки, вскочил со своего детского трона и зашагал по комнате со скрещенными на груди руками. Глаза его, огромные и черные, как у матери, сверкали от ярости.
— Выброси все это, — крикнул он евнуху, — разве я младенец, чтобы играть кукольными тиграми?! Как ты, Ли Ляньинь, осмеливаешься не повиноваться своему господину? За это я велю изрезать тебя на полоски! Пришлите мне стражу!

Так император Сяньфэн снова вернулся домой, и так он соединился со своими Предками. Его гроб стоял в священном зале, денно и нощно охраняемом императорскими стражниками. Вокруг негасимо горели свечи, и буддистские монахи возносили к Небу молитвы за три души покойного и умиротворяли семь его духов, сжигая благовония и монотонно распевая псалмы.

Затем, пытаясь утихомирить боль, накурился опиумом и не мог теперь отличить день от ночи.

на вступила на помост и опустилась на краешек кровати. Собачка, все еще сидевшая у нее на руках, понюхала ароматный воздух и чихнула. Девушка засмеялась.
— Что это за духи, от которых чихает мой лев? — спросила она.
— Это камфоровое дерево, — ответил император. — Ответь все-таки, почему ты меня не боишься?
Ехонала гладила собачку и чувствовала, как он изучает ее лицо, губы, руки. Неожиданно у нее пошли мурашки по телу, и она задрожала от холода, хотя лето было в разгаре, а рассветный ветер еще не поднялся. Она ниже склонила голову, будто бы разглядывая собачку, а потом заставила себя заговорить робко и нежно, как ребенок:
— Я знаю свою судьбу.
— А откуда ты знаешь? — спросил он, задетый за живое.
Девушка начинала его забавлять. Его тонкие губы изогнулись в улыбке, а сумрачные глаза потеплели.
— Когда меня призвали во дворец, — продолжала она все тем же робким и нежным голосом, — я жила у дядюшки, который опекал меня, потому что мой отец умер. Я сразу же пошла во двор, остановилась возле усыпальницы под гранатовым деревом и помолилась богине Гуаньинь. Я зажгла ладан, а потом…
Ехонала замолчала, губы у нее задрожали, она попыталась улыбнуться.
— А потом? — спросил император, зачарованный этим прекрасным лицом, таким нежным и юным.
— В тот день не было ветра, — сказала Ехонала. — Дым ладана поднимался прямо к небу, он расплывался благоухающим облаком, и в этом облаке я увидела лицо…
— Лицо мужчины? — спросил он.
Она кивнула, как кивает ребенок, когда от робости не может говорить.
— Это было мое лицо? — спросил он.
— Да, ваше величество, — ответила девушка. — Ваше императорское лицо.
Прошло два дня и две ночи, а она все еще не выходила из императорской спальни. Трижды он засыпал, и тогда она шла к двери, давая знак служанке. Крадучись, женщина проходила сквозь занавески в соседний будуар, где евнухи, нагрев на углях котел, готовили ванну. Служанке оставалось только черпать воду большим фарфоровым кувшином и освежать свою госпожу. Она приносила Ехонале чистое белье и новые халаты, причесывала ее и делала завивку. Кроме указаний, наложница не промолвила ни слова, а служанка, ничего не спрашивая, делала свое дело. Потом госпожа снова удалялась в императорскую спальню, и за желтыми занавесками закрывались тяжелые двери.

Лучше не выбирать сильную женщину, которая к тому же еще и красива, — рассудительно объясняла она. — Отдай предпочтение той, которую ты видел во втором классе, — умное лицо, приятно выглядит, но…

Когда он ушел, она села к столу и открыла книгу, и ее глаза упали на странные слова, написанные много веков назад мудрым Конфуцием: «Из-за недостатка широты ума и понимания была потеряна великая цель».

Конечно же, я имею право сказать, что ты дура. Несмотря на всю твою красоту и твою власть ты, даже ты, можешь быть дурой

— Сакота, мне еще хуже, чем тебе. Ты ведь не любишь другого мужчину! Я же, увы, знаю, что люблю. В этом-то все несчастье! Если бы я не любила, мне было бы все равно. Что такое женское тело? Это лишь вещь, которую либо придерживают для себя, либо отдают. Когда не любишь, им не гордишься. Оно бесценно только когда сама любишь — и тебя тоже любят.

— Ты знаешь свою судьбу, — ответил Жун Лу, — ты сама ее выбрала.

Нижняя губа у нее задрожала, а слезы серебром засверкали в темных глазах.

— Я ведь не знала, как это будет, — пробормотала она.

— Сделанного не изменишь, — вздохнул он. — Невозможно вернуть прошлое.

ь. За долгие часы, что она в одиночестве просидела над книгами, Цыси хорошо изучила историю и помнила, что произошло в VIII веке в династии Тан.
Тогда императрица By, супруга великого императора Дай-цзуна,