Последний мир

, сделал голые прибрежные кручи, где страдал от тоски по родине и зяб, своими берегами, а варваров, что притесняли его и изгнали в одиночество Трахилы, — своими персонажами. В итоге же Назон освободил свой мир от людей и их порядков, рассказав каждую историю до ее конца.

Высланный из Рима, из царства необходимости и разума, поэт у Черного моря до конца досказал свои Метаморфозы,

Мучительный разлад между римским здравомыслием и необъяснимой черноморской реальностью исчез.

отыскал Назона, нашел ссыльного, сочтенного мертвым, без вести пропавшего римского поэта. Средь этого разоренья, на развалинах последнего прибежища самого знаменитого некогда человека в императорской столице, Котта почувствовал облегчение, с него будто сняли давящий груз. Вид этих людей у дымящей печурки, вид окутанного дымом поэта в непринужденной позе оратора на стадионе вырвал его из клещей железного города и перенес в реальность Рима.

лишь с окаменением Батта полностью осознал, что находится не в железном и не в вечном городе, а в некоем промежуточном мире, где законы логики словно бы уже недействительны, но не заметно и никакого иного закона, который поддерживал бы его и смог бы оградить от сумасшествия.

И поныне знаки убийства с грудки не стерлись ее: отмечены перышки кровью. Он же в скорби своей, и в жажде возмездия быстрой птицею стал, у кото‍

он продиктовал безучастному писарю, что движение Его руки означает прочь: прочь с моих глаз! Но прочь с глаз Императора значило – на край света. А краем света были Томы.

не рискует принять в набор книгу явно неудачную, компрометирующую и оскорбляющую Рим, – Метаморфозы.

аппарат не только припомнил ему непочтительность, отказ преклонить колена и проявить смирение, но и освежил в памяти все, чем Назон когда-либо выделялся, – стихи и прически, морские путешествия, переезды с квартиры на квартиру и восторги театральной публики, равно как и густо-черные прочерки цензуры.

посреди этого ужасающего великолепия, где римский народ на глазах у Императора превращался в сплошной узор исступленного пламени, начался Назонов путь к предельному одиночеству, путь к Черному морю.