СТОЛИЦА В ОГНЕ

«Как хорошо, что кончилась война…» Я был согласен с мамой. Наконец-то я научился радоваться. Горечь поражения притупилась, а радость от того, что я жив и могу жить дальше, становилась сильнее. Обеденный стол на высоких ножках, сделанный по спецзаказу дедушки Юносина, его потертая столешница, вся в царапинах, вдруг показались мне сокровищем, которое я ни на что бы не променял. Война разрушила очень многое, но она не смогла уничтожить время, которым владеет человек. Я поглаживал щербатую столешницу, и мне так хотелось запечатлеть время, в котором живу.

Учитель английского, ранее утверждавший, что на этом языке говорят худшие из народов, что это язык американско-английских скотов и дьяволов, что его нужно учить только для шпионской работы, чтобы победить в войне, теперь хвалился, что лучше всех в школе знает американскую культуру, и призывал подружиться с американцами, которые очень талантливы и любят мир.

Война — это взаимное убийство. Значит ли это, что и японцы, и американцы — злодеи?

— Выдавая себя за праведников, они убивают других. Это еще хуже, чем быть просто злодеем.

— Но все говорят, что японцы правы, а противник нет.

— А противник говорит про себя то же самое. Тот, кто считает себя праведником, провалится в ад. Такой строй мысли порождает войны. Война — это ад, созданный теми, кто считает себя праведниками.

Весь народ впал в экзальтацию по поводу войны с Китаем, поддерживал свою доблестную армию, безумно ликовал в связи с падением Нанкина и Уханя, японцы организовывали шест­вия с неизменными флагами и зажженными бумажными фонариками, украшали поезда и трамваи — ликование стало нормой жизни. А горе, страдания, ненависть завоеванных и убитых — этого как будто и не существовало: все чистенько и аккуратненько, пятна крови затерты, так что никакой резни и не было. Я отчужденно смотрел на директора клиники, который зарабатывал огромные деньги, продавая армии свои лекарства и изобретения, на его супругу, энергично занимавшуюся патриотическим женским движением, на прораба, хлопотавшего на посту председателя районного совета. Я считал их безумцами, свихнувшимися на патриотизме. Окада, который, обозвал меня «антинародным элементом» только за то, что меня признали негодным к армейской службе, руководил шествиями, проводами солдат, поминовением душ погибших «героев», он говорил, что как верноподданный его императорского величества и представитель клиники Токита он трудится не покладая рук на благо победного завершения священной войны. Когда я смотрел, как лицо Окады самодовольно расплывается от восторга, я представлял себе: с точно таким же выражением лица он забивал до смерти Андзая деревянным мечом. Эти ассоциации наводили меня на мысль: нет ничего страшнее патриотического безумия.

Я почитал «Избранные записи скорбящего об отступничестве». Но мало что понял, — сказал Юта. — Злодеи попадают в рай — все-таки это странно.

— А кто такой хороший человек? Тот, кто сам считает себя хорошим. Во время войны хороший человек убивает врагов, а сейчас ты хорош, если любишь мир. И все-таки убивать людей — это зло. Говорить про мир, не раскаиваясь в содеянном, — тоже зло. В рай попадет не оптимист, который считает себя хорошим человеком, а тот, кто испытывает отчаяние, считая себя злодеем.

— Дядя ведь еще в тюрьме…

— Откуда ты знаешь?

— От отца. Он сказал, что в кадетском училище будут выяснять про моих родственников, поэтому в случае чего отвечать: он христианин и пацифист, задержан превентивно.

— Ну, и спросили тебя?

— Спросили. Поскольку жандармы уже все проверили, от них все равно ничего не скрыть.

— И что же они тебе сказали?

— Просто спросили, вот и все, — спокойно ответил Юта, но на самом деле надзиратель сделал ему внушение: «В твоей семье — изменник родины! Но ты с ним не связан кровью. Смотри не поддавайся этому пацифизму, клевещущему и извращающему идеи нашей священной войны!» Говорил, будто гвозди вбивал.

Дядя ведь еще в тюрьме…

— Откуда ты знаешь?

— От отца. Он сказал, что в кадетском училище будут выяснять про моих родственников, поэтому в случае чего отвечать: он христианин и пацифист, задержан превентивно.

— Ну, и спросили тебя?

— Спросили. Поскольку жандармы уже все проверили, от них все равно ничего не скрыть.

— И что же они тебе сказали?

— Просто спросили, вот и все, — спокойно ответил Юта, но на самом деле надзиратель сделал ему внушение: «В твоей семье — изменник родины! Но ты с ним не связан кровью. Смотри не поддавайся этому пацифизму, клевещущему и извращающему идеи нашей священной войны!» Говорил, будто гвозди вбивал.

— Нужно быть осмотрительным! Кругом волки! Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби. Хотя это так, но человек волен говорить другим о своих убеждениях. И тогда они прозреют. Если же молчать, они останутся слепы!

«Основные принципы нашей государственности» разъяснялись словами попроще в «Пути подданного». Там говорилось о том, что следует делать верноподданному, чтобы Япония выиграла войну. Эта книга была выпущена Министерством образования 21 июля 1941 года, накануне Великой восточноазиатской войны. Западный индивидуализм и либерализм, советский материализм, как и прочие устаревшие идеологии, подлежали искоренению. Следует утверждать «новый порядок», в центре которого стоит император, и силой освободить колонии из-под пяты великих держав. Такова суть этого документа.

В этой их брошюрке император предстает как заботливый отец, заботящийся о своих драгоценных детях. Поэтому подданные должны выказывать по отношению к такому правителю абсолютное послушание и преданность. Путь преданности заключается в готовности с радостью расстаться с жизнью ради императора. Согласно «Рескрипту об образовании», основа нравственности заключается в «героическом служении» или же в отказе от себя, от личности, от своего «я», то есть в самопожертвовании ради Родины. Отсюда — неприятие западного индивидуализма и либерализма. Их сочетание приводит к эгоизму, углубляет пропасть между бедными и богатыми. Отсюда проистекает идеология классовой борьбы, что порождает «бредовые идеи коммунизма». Эти западные идеи не годятся для Японии и подлежат забвению. В общем, для победы в войне нужно отринуть индивидуализм, либерализм и коммунизм и всецело отдаться почитанию императора.