Девушка с повязкой на глазах

Теперь у меня столько свободы, что я не знаю, как ей распорядиться. Изобилие свободы— это невыносимо. Я напоминаю себе заключенного, который просидел в тюрьме больше пяти лет и вот теперь, когда его освободили, он стоит на улице, и у него полно свободы, а что дальше— он не знает. Свобода слева, свобода справа, свобода впереди и больше не надо спрашивать разрешения сходить в туалет. Свобода долгожданная и восхитительная, но что с ней делать?

Жизнь. В ней встречи и улыбки. В ней так много всего на любой вкус. Разнообразное меню из кино, любви, дружбы, ремонта, безделья, дачи, животных разных, слёз, знакомых. Живём. Дышим. А потом— бац!— и всё. Ломается механизм. Ни животных, ни встреч, ни улыбок, ни ремонта, ни веры. В момент. В секунду. Рвется. Останавливается. Клиническая смерть жизни.

— Время лечит,— говорю я.
— Нет. Из времени плохой доктор. Мы сами се­бя лечим. А время. Время учит.

В горе не задумываешься о том, как ты выглядишь. В горе ты настоящий.

Я молчала.
Она молчала.
Она закурила.
Я молчала.

Лишь одно греет мне душу — вендетта. Прекрасное иностран­ное слово, словно название цветка, словно время года. Но за красивым звучанием скры­вается чёткое значение: месть.

К морю. К морю. Мне нужно к морю. К морю. В море— вода. Вода приручает. Неспешно, мудро приручает.
— Слышишь? — говорит море. И я слышу.
— Дыши, — говорит море. И я дышу.

Нет. Из времени плохой доктор. Мы сами себя лечим. А время. Время учит.

Просто отключится. Просто уснуть. Просто забыться. Просто начать другую жизнь.

стоит у меня в коридоре с протянутой душой