Никола и его друзья

Тогда я понял, почему учительница была такой сердитой во время экскурсии в музей. Просто она не любит картин.

Я подумал и должен был признаться, что мне запрещено рисовать на стенах моей комнаты, разговаривать за столом при гостях, пока они сами со мной не заговорят, наливать воду в ванну и пускать там кораблики, есть пирожные перед обедом, хлопать дверями, ковырять в носу, употреблять грубые слова. Но курить сигары мне ни разу не запрещали.

Я заметил, что учительнице очень хотелось ухватить Жоффруа за ухо, но у ведерка не было ручки. До чего же классная штука — костюм марсианина!

режим во французской школе совсем иной: в полдень, после нескольких уроков, дети идут домой на два-три часа, чтобы пообедать, а потом возвращаются на занятия до вечера. Оценка знаний учеников проводится по 20-балльной системе. Лучшая отметка 20 баллов, худшая — 0. В школе Никола четверг был свободным от занятий, как и во всех начальных школах, но иногда в виде наказания провинившихся учеников заставляли в четверг приходить на уроки.

— Хватит, или я вас отшлепаю! Все ужасно удивились, в первый раз мы услышали, что он так громко кричит! Мы очень долго шли через лес и уже начали уставать, потом остановились. Мсье Рато почесал затылок и собрал вокруг себя вожатых. Все они жестами показывали в разные стороны, и я слышал, как мсье Рато говорил: — Странно, но, должно быть, они вырубили лес с прошлого года, я больше не нахожу прежних ориентиров. Потом он сунул палец в рот, поднял его вверх и зашагал, а мы за ним. Чудно, он не говорил нам о таком способе находить дорогу. Мы долго шли и наконец вышли из леса и снова перешли поле. Коров там больше не было, конечно, из-за того, что начался дождь. Мы добежали до дороги, вошли в какой-то гараж, где съели свои завтраки спели песни и вообще весело провели время. А когда дождь кончился, было уже поздно, и мы вернулись в лагерь. Но мсье Рато сказал, что не признает себя побежденным, что завтра или послезавтра мы снова отправимся на Мыс Бурь. На автобусе…

И это был Крепен, он просто пошел поговорить с мальчишкой, который держал в руке плитку шоколада. Когда вожатый вернулся с Крепеном и снова всех пересчитал, то увидел, что нас тринадцать. — Кто здесь не из отряда «Рысий глаз»? — спросил он. — Я, мсье, — сказал какой-то паренек, мы его не знали. — А ты из какого отряда? «Орлят»? «Ягуаров»? — Нет, — ответил он, — я из гостиницы «Бельвю и пляж». Вон мой папа спит на молу. И он закричал: — Папа, папа! Спящий господин поднял голову и не спеша подошел к нам. — Что еще случилось, Бобо? — спросил он. Тогда наш вожатый сказал: — Ваш сын пришел поиграть с нашими ребятами. Наверное, в лагере ему интересно. А папа мальчика ответил:— Да, возможно, но я никогда его туда не пошлю. Я не хочу вас обидеть, но у меня такое впечатление, что когда нет родителей, дети у вас живут без всякого присмотра.

— Вожатый, — сказал я, — я не могу надеть плавки, потому что папа и мама забыли отдать мне на вокзале чемодан. Вожатый потер себе щеки обеими руками и потом сказал, что, конечно, найдется кто-нибудь из ребят, кто сможет одолжить мне плавки. Тогда один мальчишка сказал: — А моя мама мне не разрешает никому давать свои вещи. — Ты жадина, и мне не нужны твои плавки, — сказал я и — раз! — врезал ему. — А кто мне поможет развязать шнурки? — спросил кто-то. — Вожатый, вожатый! — закричал еще один. — У меня в чемодане все варенье вылилось, что теперь делать? А потом вдруг вожатый куда-то исчез. Когда мы вышли из дома, все были в плавках. Один парень, его зовут Бертен, одолжил мне свои, мы пришли последними на линейку. Ну и смешно, когда все собрались в плавках! И только наш вожатый был в костюме в галстуке и с чемоданом. А мсье Рато говорил, обращаясь к нему: — Откажитесь от вашего решения, мой друг! Я уверен, что вы сможете снова взять их в руки! Отвага!

молоды, чтобы… — Поезд в Сапен-ле-Сомме стоит на четвертом пути, мадам, — сказал дежурный по вокзалу, проходя мимо. — Вам следовало бы поторопиться, он отходит через три минуты. — О Господи! — воскликнула дама. — Я не успею дать им наставления! И она убежала вместе со своим сыном, похожим на Аньяна. А потом раздался громкий свисток, и все с криком бросились в вагоны. Дежурный по вокзалу подошел к господину с плакатом и попросил его запретить этому негоднику, который свистит, устраивать такую неразбериху. Одни ребята стали выходить из вагонов, другие, наоборот, входили. Папы и мамы что-то кричали, просили, чтобы мы не забывали им писать, чтобы потеплее одевались и не делали глупостей. Некоторые мальчики плакали, других ругали за то, что они играли на перроне в футбол. Творилось такое! Мы даже не услышали свистка дежурного по вокзалу, а он так старался, что лицо у него покраснело, как будто бы он пришел сюда прямо с пляжа. Все поцеловались, и поезд тронулся, увозя нас к морю. А я смотрел в окно и видел папу и маму, и всех других пап и мам, они остались на перроне и махали нам платками. Мне стало грустно. Как же так, это нечестно, отдыхать уежали мы, а они выглядели гораздо более уставшими. Мне немного хотелось плакать, но я сдержался, потому что для того и устраивают каникулы, чтобы весело проводить время, и все будет очень хорошо. А как же мой чемодан? Ничего, папа и мама что-нибудь придумают и пришлют его с другим поездом.

— Здорово! — закричал я и пустился в пляс по комнате. Потому что правда, летний лагерь — это здорово! Говорят, там будет куча друзей, там ходят в походы, играют, поют вокруг большого костра. Я так обрадовался, что поцеловал папу и маму. На сладкое был очень вкусный торт, и я съел несколько кусков, потому что ни папа, ни мама его не ели. Странно, но папа и мама смотрели на меня с некоторым удивлением, и казалось, что они даже немного обижены. Не знаю, но, по-моему, я вел себя очень благоразумно. Разве нет?

Вот это нам очень понравилось. Ведь самое лучшее на пляже даже не песок, а море! Мы сразу побежали, и вода была отличная, и все брызгались и прыгали в волнах. А Ком кричал: — Смотрите на меня! Смотрите на меня! Я сейчас поплыву кролем! А когда мы обернулись назад, то увидели, что нашего тренера нигде нет. Сегодня к нам пришел новый тренер по физре. — Меня зовут Жюль Мартен, — сказал он, — а вас?