Наполеонов обоз. Книга 2. Белые лошади

Это мама вполголоса говорила на кухне сестре Светлане, а он нечаянно услышал из своей комнаты: «Поразительная убеждённость обоих, что они положены друг другу, – негромко сказала мама, – и с такого малого возраста! И ведь не скрываются, не смущаются ничуть. Над ними и подшучивать неинтересно. Странно: будто обручили их с пеленок и они это знают и понимают как… неизбежность». Она помолчала и добавила: «Это, по крайней мере, заслуживает уважения». Светлана фыркнула и отозвалась: «Чушь, детство какое-то! Вот увидишь, сто раз у него всё переменится».

В поезде, по дороге домой, она тихо сидела одна в коридоре на откидном стульчике, не обращая внимания на задевавших её локтями и коленями пассажиров, снующих в вагон-ресторан и обратно. Жёлтые огни фонарей ритмично взлетали на мелькавшие столбы; вдали мерцала россыпь огоньков, будто кто сыпанул курам пшена, и эта пульсирующая горстка плыла и слезилась, готовая испариться под тяжёлым светом неподвижно летящей, загадочной луны… Девочка напряжённо, настойчиво обдумывала жизнь, которая приходит… Она себе назначила Москву – на будущее. Всё присмотрела, всё по-хозяйски перечислила, разве что в списочек не выстроила: жить надо на Патриарших (там, где Киржак живёт: в коммуналке в Малом Козихинском. Комната у него просторная и светлая, хотя и с идиотски срезанным углом. Надежда с папкой спали на полу валетом, на старом комковатом матрасе. Утром к её босоножке подбежала крошечная отважная мышка, обнюхала, куснула металлическую пряжку, пискнула и убежала).
Значит, решено, жить будем на Патриарших… – там красота, и булочная шикарная, и театры рядом, и всё-всё-всё там есть. А стать надо вот кем… Тут обдумывание стопорилось. Тут дорога в будущее заманчиво разветвлялась и коварно кружила петлями, предлагая на выбор феерические возможности. Надя хотела быть ветеринаром, жокеем, чемпионкой по плаванию, оперной певицей и следователем уголовки… Ещё интересно, как делаются книги. Не пишутся, это понятно и не очень интересно: ну, сидит писатель, смотрит в окошко на звёзды-луну, склонился к бумаге и пишет два слова… Подумает-посмотрит – и опять два слова… – а вот интересно, как их делают: как художник рисует обложку, а корректор ищет пропущенные буквы и запятые; как машины переплетают каждую-каждую книгу, и те выплывают уточками одна за другой: а обложка твёрдая, лаковая, как парадная туфелька, и на ней золотом – название…

Тут, говорит папка, особенное удовольствие на детские лица смотреть: восхищённые блестящие глаза, приоткрытые губы… Наслушается такой пострел всей этой хрустальной красоты… и, может, потом в жизни никогда никого не убьёт!

Проснувшись, он уже понимал: ему опять снился тот сон (в котором, к слову сказать, ничего особо страшного не происходило). Понимал, что весь предстоящий день отравлен, что тяжкий стон закрываемой двери опять надолго в нём застрял и в ближайшее время станет напоминать о себе в самые неожиданные минуты – тем более что событийно этот сон ничем не отличался от действительности.

Люди, Аристарх, ни черта не меняются. Они всегда одни и те же. Если будешь держать это в уме, сможешь понять и просчитать любые их действия. Просто всегда ставь себя на место любого человека: исторического деятеля, убийцы, монаха, развратника, гения… – неважно, ибо людьми движет только одно: страсть. Вот страсти – они, конечно, разными бывают. Но всегда и во все времена: погоняют, терзают и безжалостно треплют человека – помни это!»

Значит, то была любовь. Ничего мы о детях своих не знаем…

подумал: нет ничего тоскливей зимних пейзажей российской провинции

Тупые ска́чки, это, хороший мой, не любовь, а так, добыча хама, удовольствие насильника.

никакого любопытства к «личику», никакого умиления в ней не было; страсть была, ненависть; накопившаяся за эти месяцы звериная готовность загрызть живьём любого, кто встанет на пути. Пока ехали, всё время оглядывалась: казалось, за ней непременно погонятся – отнять; не могла поверить, что так запросто отпустили: ведь невозможно отдать нутро – выношенное, брыкливое-тёплое, вытуженное с кровью, с дикой болью – своё нутро!..

людьми движет только одно: страсть. Вот страсти – они, конечно, разными бывают. Но всегда и во все времена: погоняют, терзают и безжалостно треплют человека – помни это!»