Вальс-бостон. Вперед и вперед

Финальный аккорд ударил внезапно — казалось, мы еще только начали свой танец.

— Не бойся! — пробормотал я. — Это кажется… с н

1
В день нашего концерта, я проснулся очень рано.
Смешно, но со мной всегда бывало именно так перед настоящими конкурсами.
Не имея сил чем-то заняться, я выбежал из дому и пошел пешком, вбирая в себя дрожащую пустоту субботнего города, хотя выступление было назначено на полдень.
Наша улица заросла высокими тополями и сейчас они цвели, день и ночь рассыпая вокруг себя сухие снежинки пуха. Утреннее солнце, еще не видное из-за встречных крыш, косо било поверху тугими до осязаемости лучами — и в них невесомо плавали, кружились, сновали вверх-вниз подхваченные светом серебристые фонарики-пушинки.
И душа моя трепетала, наливаясь сладким предчувствием чего-то нового и почти волшебного.
* * *
В классе было тихо и как-то незнакомо приподнято: все-таки для нашего ансамбля это было первое из выступлений.
И даже Викстан молчал, тихо шагая взад-вперед по коридору.
Партнерши, уже облаченные в вальсовые платья, сидели на стульях у стены.
На столе лежали костюмы для латины, и еще что-то краснело на железном крюке за шкафом.
— Что это там висит? — без всякой цели поинтересовался я. — Вроде когда меряли, этого не было?
— Не было, да, — Люда равнодушно кивнула. — Виктор Станиславович тогда забыл, что кроме вальса и латины у нас еще танцы есть. Сегодня опять в костюмерную ходили, взяли по несколько штук. Ему понравилось зеленое, это велел оставить.
Я снял платье с вешалки и растянул его в воздухе.
Оно оказалось на удивление хорошим: изысканное сочетание красных и белых элементов кроя, открытая шея, тугой лиф, короткая юбка с разрезом — такое подошло бы не для вальс-бостона, а для танго, жгучего и вечного танго…
Арсен в сером комбинезоне жадно вился вокруг Гали — чистой и хрустяще холодной, словно свежевыпавший снег с крупинками льда. Даже привычный ее розовый аромат казался сегодня прохладным, точно цветы были обрызнуты студеными каплями росы.
Двумя пальцами я поднял свой серый комбинезон и направился за шкаф.
— Юр, постой! — окликнула Галя. — Я сегодня в костюмерной… Посмотри, что для тебя нашла…
Порозовев — точно на снег упала зимняя заря — она протянула мне какой-то черный сверток. Я расправил его, и сердце мое неровно прыгнуло: это был фрак.
Отличный концертный фрак с рядом фальшивых пуговиц и неразрезными фалдами.
Фрак — символ моего прежнего состояния, дрожащий отсвет золотых дней.
— Спасибо, Галя… — перехваченным горлом выдавил я, швырнув комбинезон обратно. — Я сейчас… скажите ему, через полчаса буду!
Я примчался домой на такси.
Велел шоферу ждать — вбежал в квартиру, смахнув с дороги перепуганную Юлию, рванул дверцы шкафа в своей комнате и покидал в сумку все, когда-то бывшее неотделимым от меня самого и невесть зачем привезенное сюда из Ленинграда.
Черный фрачный пояс, рубашку с отогнутым воротником и длинными манжетами, снежно-белый галстук-бабочку, серебряные запонки, лаковые ботинки на широких устойчивых каблуках…
Выбегая, я зацепил угол кровати и, остановившись, взглянул на стену.
Все в прошлом? Все?!
Как бы не так!
Я погрозил кулаком нам с Тамарой, застывшим в променадной позиции танго.
Танго?!..
Я метнулся к столу, нашел в ящике старую кассету с записями для показательных выступлений и стремглав бросился вниз.
* * *
У подъезда дома культуры стоял потрепанный клубный автобус и долговязый радист Коля суетился не спеша, растыкивая в узком проходе черные ящики усилителей. На задних сиденьях уже торчали несколько народников в расшитых рубахах, баянист и чтец.
Я взбежал наверх, даже не запыхавшись от пяти этажей.
За время моего отсутствия здесь явно что-то произошло.
Отвернувшись к окну, Андрей курил прямо в комнате. Арсен ухмылялся, сидя на столе и болтая ногами. Рая, с ладонями между коленок, отрешенно разглядывала потолок.
Викстан бегал по комнате, отчаянно держась за подтяжки, точно парашютист, потерявший вытяжное кольцо — потом подлетел к Рае, сдернул ее со стула и уволок прочь.
— Что за… тарарам? — тихонько спросил я, опустившись рядом с Людой.
— Катастрофа, — она усмехнулась, заученно поправила волосы. — Рая взбесилась, с Андреем танцевать отказалась. Концерт сорван — куда идти с двумя парами?
— Допры-гался, теоретик! — я покачал головой, чувствуя, как известие о Викстановых неприятностях ласкает душу злобной радостью. — Поделом ему. Тоже мне — Фокин из народа!
— Он сам Райку возьмет, — сообщил всезнающий Арсен. — Увел репетировать.
Я отправился за шкаф, пользуясь тем, что руководитель не мог мне помешать.
Переодевался тщательно и неторопливо, точно меня в самом деле ждал конкурс. Фрак сел, как влитой — Галя очевидно постаралась, прикинув на глаз мой размер.
Я нагнулся к осколку зеркала, заткнутому в щель шкафа — оттуда выглянул не я.
То есть я, но не нынешний, а я из другой, счастливой жизни. Не сегодняшний столяр, непутевый отпрыск научного рода, несчастный брат удачливого брата, разведенный холостяк без взгляда на будущее. Нет — там стоял прежний Юрий Никифоров, блестящий партнер одной из лучших пар прославленной Ленинградской школы, победитель всех конкурсов, неизменный участник показательных выступлений, и прочая, и прочая, и прочая…
— Лак! — коротко бросил я, выставив руку за занавеску.
Кто-то услужливо вложил мне в ладонь прохладную жестянку «Прелести». Я уложил волосы и слегка подправил прическу — как обычно делал в последний миг перед выходом на паркет.
И, отдернув занавеску, шагнул в комнату…
Арсен выматерился, не стесняясь девиц.
Люда широко распахнула пепельные глазищи и смотрела на меня так, словно увидела впервые.
— Ну, Юра! Вылитый Шервинский! — неожиданно улыбнулся Андрей, сверкнув стальным зубом. — То есть именно артист Лановой в старом фильме по «Дням Турбиных»!
— Ю-ра… — прошептала Галя. — Юра, ты такой красивый… Я тебя таким даже не представляла… Ты… Ты знаешь, как кто — как Вронский!
Выпалив это, она безнадежно покраснела и отвела взор. Я мгновенно подумал, что по странному стечению обстоятельств в «Анне Карениной» Вронского играл все тот же актер Лановой…
Арсен похабненько хохотнул.
— Ты имеешь в виду, что я уже начал лысеть? — засмеялся я, пытаясь развеять неловкость от Галиного комплимента.
— А разве он лысый был? — удивилась Люда.
— Лысоватый. Классику надо читать внимательно.
— Нет, честно, Юр! — Галя полыхала пунцовым жаром. — Я хотела сказать…
Я покосился на Арсена, ожидая дальнейшей аналогии. Но, судя по молчанию, с его эрудицией аналогий не существовало. Я ступил вперед и красивым венгерским жестом протянул руку белоснежной Люде.
— Если Юра Вронский, то кто же Анна? — с непонятно дрожащими интонациями спросила она.
— Ты, конечно! — оскалился Арсен, на лету поняв смысл вопроса.
Я не обратил на него внимания. Пусть треплется, если хочет — мне было уже все равно. Точно изнутри меня накачали легким газом, и я готов был оторваться от пола и рвануться вместе с Людой куда-то высоко и далеко, в голубую бездну неисчерпаемого счастья.
И платье — красно-белое танговое платье…
— …Эт-то что за маскарад?! — гулко заорал Викстан, неожиданно ворвавшись в комнату. — Чего вырядился? Откуда фрак?
— Из ломбарда, — холодно ответил я, сделав рукой мазурочный ключ. — А что — вашей светлости не изволит нравиться?
— Снимай и немедленно! — усиливая слова, он щелкнул подтяжкой по животу. — Этот костюм не-для-те-бя! Надевай комбинезон — давай-давай побыстрее, ехать пора!

1
В день нашего концерта, я проснулся очень рано.
Смешно, но со мной всегда бывало именно так перед настоящими конкурсами.
Не имея сил чем-то заняться, я выбежал из дому и пошел пешком, вбирая в себя дрожащую пустоту субботнего города, хотя выступление было назначено на полдень.
Наша улица заросла высокими тополями и сейчас они цвели, день и ночь рассыпая вокруг себя сухие снежинки пуха. Утреннее солнце, еще не видное из-за встречных крыш, косо било поверху тугими до осязаемости лучами — и в них невесомо плавали, кружились, сновали вверх-вниз подхваченные светом серебристые фонарики-пушинки.
И душа моя трепетала, наливаясь сладким предчувствием чего-то нового и почти волшебного.
* * *
В классе было тихо и как-то незнакомо приподнято: все-таки для нашего ансамбля это было первое из выступлений.
И даже Викстан молчал, тихо шагая взад-вперед по коридору.
Партнерши, уже облаченные в вальсовые платья, сидели на стульях у стены.
На столе лежали костюмы для латины, и еще что-то краснело на железном крюке за шкафом.
— Что это там висит? — без всякой цели поинтересовался я. — Вроде когда меряли, этого не было?
— Не было, да, — Люда равнодушно кивнула. — Виктор Станиславович тогда забыл, что кроме вальса и латины у нас еще танцы есть. Сегодня опять в костюмерную ходили, взяли по несколько штук. Ему понравилось зеленое, это велел оставить.
Я снял платье с вешалки и растянул его в воздухе.
Оно оказалось на удивление хорошим: изысканное сочетание красных и белых элементов кроя, открытая шея, тугой лиф, короткая юбка с разрезом — такое подошло бы не для вальс-бостона, а для танго, жгучего и вечного танго…
Арсен в сером комбинезоне жадно вился вокруг Гали — чистой и хрустяще холодной, словно свежевыпавший снег с крупинками льда. Даже привычный ее розовый аромат казался сегодня прохладным, точно цветы были обрызнуты студеными каплями росы.
Двумя пальцами я поднял свой серый комбинезон и направился за шкаф.
— Юр, постой! — окликнула Галя. — Я сегодня в костюмерной… Посмотри, что для тебя нашла…
Порозовев — точно на снег упала зимняя заря — она протянула мне какой-то черный сверток. Я расправил его, и сердце мое неровно прыгнуло: это был фрак.
Отличный концертный фрак с рядом фальшивых пуговиц и неразрезными фалдами.
Фрак — символ моего прежнего состояния, дрожащий отсвет золотых дней.
— Спасибо, Галя… — перехваченным горлом выдавил я, швырнув комбинезон обратно. — Я сейчас… скажите ему, через полчаса буду!
Я примчался домой на такси.
Велел шоферу ждать — вбежал в квартиру, смахнув с дороги перепуганную Юлию, рванул дверцы шкафа в своей комнате и покидал в сумку все, когда-то бывшее неотделимым от меня самого и невесть зачем привезенное сюда из Ленинграда.
Черный фрачный пояс, рубашку с отогнутым воротником и длинными манжетами, снежно-белый галстук-бабочку, серебряные запонки, лаковые ботинки на широких устойчивых каблуках…
Выбегая, я зацепил угол кровати и, остановившись, взглянул на стену.
Все в прошлом? Все?!
Как бы не так!
Я погрозил кулаком нам с Тамарой, застывшим в променадной позиции танго.
Танго?!..
Я метнулся к столу, нашел в ящике старую кассету с записями для показательных выступлений и стремглав бросился вниз.
* * *
У подъезда дома культуры стоял потрепанный клубный автобус и долговязый радист Коля суетился не спеша, растыкивая в узком проходе черные ящики усилителей. На задних сиденьях уже торчали несколько народников в расшитых рубахах, баянист и чтец.
Я взбежал наверх, даже не запыхавшись от пяти этажей.
За время моего отсутствия здесь явно что-то произошло.
Отвернувшись к окну, Андрей курил прямо в комнате. Арсен ухмылялся, сидя на столе и болтая ногами. Рая, с ладонями между коленок, отрешенно разглядывала потолок.
Викстан бегал по комнате, отчаянно держась за подтяжки, точно парашютист, потерявший вытяжное кольцо — потом подлетел к Рае, сдернул ее со стула и уволок прочь.
— Что за… тарарам? — тихонько спросил я, опустившись рядом с Людой.
— Катастрофа, — она усмехнулась, заученно поправила волосы. — Рая взбесилась, с Андреем танцевать отказалась. Концерт сорван — куда идти с двумя парами?
— Допры-гался, теоретик! — я покачал головой, чувствуя, как известие о Викстановых неприятностях ласкает душу злобной радостью. — Поделом ему. Тоже мне — Фокин из народа!
— Он сам Райку возьмет, — сообщил всезнающий Арсен. — Увел репетировать.
Я отправился за шкаф, пользуясь тем, что руководитель не мог мне помешать.
Переодевался тщательно и неторопливо, точно меня в самом деле ждал конкурс. Фрак сел, как влитой — Галя очевидно постаралась, прикинув на глаз мой размер.
Я нагнулся к осколку зеркала, заткнутому в щель шкафа — оттуда выглянул не я.
То есть я, но не нынешний, а я из другой, счастливой жизни. Не сегодняшний столяр, непутевый отпрыск научного рода, несчастный брат удачливого брата, разведенный холостяк без взгляда на будущее. Нет — там стоял прежний Юрий Никифоров, блестящий партнер одной из лучших пар прославленной Ленинградской школы, победитель всех конкурсов, неизменный участник показательных выступлений, и прочая, и прочая, и прочая…
— Лак! — коротко бросил я, выставив руку за занавеску.
Кто-то услужливо вложил мне в ладонь прохладную жестянку «Прелести». Я уложил волосы и слегка подправил прическу — как обычно делал в последний миг перед выходом на паркет.
И, отдернув занавеску, шагнул в комнату…
Арсен выматерился, не стесняясь девиц.
Люда широко распахнула пепельные глазищи и смотрела на меня так, словно увидела впервые.
— Ну, Юра! Вылитый Шервинский! — неожиданно улыбнулся Андрей, сверкнув стальным зубом. — То есть именно артист Лановой в старом фильме по «Дням Турбиных»!
— Ю-ра… — прошептала Галя. — Юра, ты такой красивый… Я тебя таким даже не представляла… Ты… Ты знаешь, как кто — как Вронский!
Выпалив это, она безнадежно покраснела и отвела взор. Я мгновенно подумал, что по странному стечению обстоятельств в «Анне Карениной» Вронского играл все тот же актер Лановой…
Арсен похабненько хохотнул.
— Ты имеешь в виду, что я уже начал лысеть? — засмеялся я, пытаясь развеять неловкость от Галиного комплимента.
— А разве он лысый был? — удивилась Люда.
— Лысоватый. Классику надо читать внимательно.
— Нет, честно, Юр! — Галя полыхала пунцовым жаром. — Я хотела сказать…
Я покосился на Арсена, ожидая дальнейшей аналогии. Но, судя по молчанию, с его эрудицией аналогий не существовало. Я ступил вперед и красивым венгерским жестом протянул руку белоснежной Люде.
— Если Юра Вронский, то кто же Анна? — с непонятно дрожащими интонациями спросила она.
— Ты, конечно! — оскалился Арсен, на лету поняв смысл вопроса.
Я не обратил на него внимания. Пусть треплется, если хочет — мне было уже все равно. Точно изнутри меня накачали легким газом, и я готов был оторваться от пола и рвануться вместе с Людой куда-то высоко и далеко, в голубую бездну неисчерпаемого счастья.
И платье — красно-белое танговое платье…
— …Эт-то что за маскарад?! — гулко заорал Викстан, неожиданно ворвавшись в комнату. — Чего вырядился? Откуда фрак?
— Из ломбарда, — холодно ответил я, сделав рукой мазурочный ключ. — А что — вашей светлости не изволит нравиться?
— Снимай и немедленно! — усиливая слова, он щелкнул подтяжкой по животу. — Этот костюм не-для-те

— Что еще за бостон?
— Танец такой есть. Широкий и плавный, но только вперед. По большому залу в одном направлении. И жизнь так же. Нельзя повернуть вспять и начать сначала. Сложилась, не сложилась — можно только вперед. Вперед и вперед.
— А если в угол зайдешь? — склонив очки, тихо сказал брат.
— В какой… угол? — не понял я.
— В угол этого самого, как ты выразился, большого зала. В такой, из которого вперед уже некуда?!
— Углов нет, — отмахнулся я. — Есть большой круг. Линия танца. Вперед можно везде…
Брат молча передернул плечами и со вздохом