Препараты

Солнечные лучи, проходя через фильтр густой листвы росшей неподалеку яблони, распадались на светлые блики, которые разбрызгивались по стеклянной поверхности стола. Когда поднимался ветер, блики дрожали

Стараясь не думать об Ирине, я невольно вспомнил о матери.

Затянувшись, я выдохнул, и сигаретный дым повис в мягком воздухе, пропитавшемся бархатной тишиной, отделив меня от калейдоскопа, в который сужающимся щупальцем поднималась тонкая полоса асфальта. Едва заметный порыв ветра заставил дым медленно скользнуть вправо, туда, где щупальце дороги, проползая мимо купеческого дома, ставшего торговым центром, исчезало за скоплением крон. Остатки дыма невесомо коснулись алого света вывески и растворились во тьме.

К жизни я относился сардонически. Вот только боялся умирать, а для осознанного самоубийства у меня была кишка тонка.

У детской травли нет гендера, травители похожи скорее на хищных бесполых зверьков.

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

Иначе и быть не могло. Человеческая природа идет на поводу у гормонального дисбаланса, а мозг похож на настраиваемую машину: кокаин придает непоколебимую в течение часа уверенность, мефедрон на такой же срок сближает с людьми, мдма заставляет неуемно, как в детстве, восторгаться жизнью, а к***н просто лишает желаний.

Массовая культура практически не говорит о любви, ставя на первое место любовную аддикцию: Парфен Рогожин, зарезавший Настасью Филипповну, болезненная зависимость Маяковского от Лили Брик, романтический культ Сида и Нэнси. Словом, настоящая любовь подразумевает страдания, а взаимная симпатия, построенная на уважении и доверии – всего лишь циничный расчет, в котором нет ничего высокого. Зато сколько высокого в гормональном всплеске, психическом искажении, союзе двух эгоистов, видящих друг в друге болванки, на которые можно натягивать образы из фантазий.

Я косвенно знал девочку, которую заставили съесть хозяйственное мыло, и это, кстати, были ее ровесницы. У детской травли нет гендера, травители похожи скорее на хищных бесполых зверьков.

Жизнь виделась мне чередой страданий, иногда разбавляемых счастьем, телесной тюрьмой, из которой, естественно, можно было сбежать. Но какой смысл в побеге, если он подразумевает абсолютное исчезновение меня? Технически это освобождение, однако чем оно может помочь и кому?