Во время начальной боевой подготовки нам не говорили о мотивах войны. В восемнадцать лет, привыкший к благопристойности приютского мира, я мало знал о порочности внешнего мира — мира, в котором люди с готовностью убивают людей, чтобы не быть убитыми. О, со времени моего первого патруля я узнал кое-что о действиях государств и людей и о политике, определяющей их действия. Но тогда, в том лесу, глядя через поле на насилие, свершающееся на холмах, я воспринимал жизнь и смерть с простодушной ясностью, которой мне было достаточно. Я отвергал жестокость и безрассудное честолюбие капрала Долла и понимал ненависть солдат к врагу, который лишал их жизни, и к командиру, который использовал их в своих интересах. Но я сознавал свою невиновность и не поддавался окружающей меня жестокости. Именно в этот момент, должно быть, я понял, почему не хотел стрелять из своей винтовки: я не хотел лишать человека жизни, не зная, за что. И именно тогда я решил не убивать ни одного вьетнамца, кроме как для спасения своей жизни.