Как я был Анной

Он, в общем-то, тоже был не слишком религиозным.

Пиздец, тяжёлый! Заебался весь.

когда пьяный папа, запустив в тебя бутылкой, специально промахивается, и ты вдруг понимаешь — любит

Пермяки — очень аскетичные люди. Мы легко обходимся без роскоши, например, общения.

почему свинья для меня еда, а Анфиса — почти дочь?

тут тьму носят в себе, пока она либо не превратится в перегной, из которого вырастет что-то стоящее, либо не сожрёт твоё нутро, как ленточный червь.

Когда дело касается чьей-то смерти, лучше жалеть о несделанном, чем о сделанном. Я так и сказал. Мои женщины уже сами не хотели усыплять Банди и боялись, что я велю его усыпить. Наверное, они просто хотели поговорить о смерти.

Если бы всех любимых мною умерших людей перенесли в один кладбищенский квартал, то я бы не дошёл до его середины — умер бы от тоски

перемены — это неизвестность, а хуже неизвестности ничего нет, даже плохая известность лучше неё, такие уж мы консерваторы. Все мои женщины — сплошь консерваторы. Почти все женщины такие, потому что если слишком часто переносить и перестраивать домашний очаг, то от него может ничего и не остаться.

Не подумайте, что она бесчувственная стерва, просто ей нравятся чистые полы, и она убедила себя в том, что пёс мучается.