Эльсалилль стояла и вспоминала, как шли они тогда по зеленой тропе. И рядом с дорогой увидели вдруг подрубленную молодую березку. По срезу было видно, что подрубили ее уже много дней назад. Но теперь несчастное дерево начинало пускать зелень, и из почек вот-вот должны были появиться листочки.
Тогда ее сводная сестра остановилась и нагнулась над деревом.
— Ах, бедное деревце, — сказала она, — отчего не дано тебе умереть спокойно? Что сделало ты плохого, что теперь должно раскрывать листочки свои, так, словно бы ты еще живое.
Эльсалилль тогда рассмеялась и ответила ей:
— Оно распускает так нарядно свою зелень, чтобы тот, кто срубил его, увидел бы, что он наделал, и чтобы он тогда испытал раскаяние.
Но сводная сестра ее не засмеялась в ответ. В глазах у нее появились слезы.
— Рубить дерево, когда у него распускаются листья, когда силы жизненной у него столько, что оно не может умереть, — большой грех. Ужасно, когда мертвый не может обрести покой в собственной могиле. Умершим не приходится больше ждать каких-либо радостей. Ни любовь, ни счастье никогда не придут к ним. Одного только желают они: уснуть в тишине и в покое. Мне хочется плакать, когда ты говоришь, будто бедная березка не может умереть, оттого что думает о своем убийце. Разве это не самая тяжкая участь для лишенного жизни, когда он не может уснуть мирно, но должен преследовать своего убийцу? Ведь мертвым, кроме покоя, ничего не нужно.
Когда Эльсалилль вспомнила эти слова, она стала плакать и ломать руки.
— Моя сводная сестра не сможет обрести покоя в своей могиле, — сказала она, — если я не выдам своего возлюбленного. И если теперь я не помогу ей, она будет вечно бродить по земле, не зная отдыха и успокоения. Бедная моя сводная сестра, нет у нее более других желаний, а я смогу дать ей покой, лишь послав на колесование того, кого люблю.