Надя Вассеф

Ее идеалы благороднее тех, что диктует ее окружение.

У Нихал было такое определение для несовместимых пар: они выросли за разными обеденными столами.

Я принималась за эту книгу с целым набором установок, которые появились у меня еще в детстве. Родители вдолбили мне мысль, что чем больше я буду работать, тем лучше у меня все будет — в умственном, духовном, эмоциональном, физическом и материальном плане. И во мне развилось пренебрежение ко всему, что дается слишком легко. На мгновение «Алхимик» полностью развенчал эту установку, представив мне «язык воодушевления, язык вещей, делаемых с любовью и охотой, во имя того, во что веришь или чего желаешь».

И я задаюсь вопросом: не является ли толерантность навыком, которому человека нужно обучать, как чтению?

которая слышит каждое биение моего сердца

во времена такой культурной атрофии открыть книжный магазин было практически невозможно — и вместе с тем это было совершенно необходимо

Почему эти магазины были такими ветхими? Тому есть отчасти историческое объяснение. В Египте прошлое соседствует с настоящим, часто незаметно в него вторгается и никогда полностью не исчезает.

— Правительства поддерживают общественные пространства, такие как парки, музеи, библиотеки, чтобы повысить культурное благополучие нации. Почему же вы считаете, что отдельный человек, который хочет взять на себя эту же миссию, обречен на провал?
— Вы молодые женщины, слабо знакомые с этим миром. Я говорю с вами как с собственными детьми. Я хочу уберечь вас от разочарования. Вы не представляете, как трудно вам будет вести свой бизнес, тем более если он будет связан с книгами. Ваши поставщики и клиенты съедят вас заживо.

В школе мы узнали больше о деяниях Вильгельма Завоевателя и Оливера Кромвеля, лорда-протектора Содружества Англии, Шотландии и Ирландии, чем о Мухаммаде Али и Насере. Мы изучали Древний Египет так же, как Грецию и Рим, но на уроках современной истории наша страна практически не была представлена — за исключением одного раздела об арабо-израильском конфликте. Я читала Шекспира и других корифеев английской литературы до того, как узнала об Имруулькайсе или аль-Хансе. Плохо финансируемые государственные школы предлагали «бесплатное» образование на арабском языке, но все, у кого была возможность, отправляли детей в иностранные школы — живое наследие колониального прошлого, миссионерских инициатив и дипломатических представительств.

Как и многие египтяне, ходившие в иностранные школы, мы с Хинд учились, читали и думали не на арабском языке. Слишком сложный и труднодоступный, арабский язык оставил нас лингвистическими сиротами, а английский удочерил, и мы с готовностью приняли его за родной.