Жан-Клод Мурлева

Конечно, он был немного сумасшедший, но такой нежный и спокойный. Он сошел с ума от счастья, когда я родилась, и таким остался. Остальное не важно.

«Боже мой, — пробормотал он, засыпая, — какое странное путешествие. Как я смогу обо всем этом рассказать дома?»

Жизнь слишком коротка, господин Томек, чтобы тратить ее на неприятные вещи.

Вот говорят, что дети не сознают своего счастья. Я свое сознавала. Для меня оно было вполне определенным

Я вообще-то не из робких: будь это не ты, а любой из тысячи других, я вошла бы как ни в чем не бывало: «Привет! Я заходила вчера вечером, помните?» А вот тебя окликнуть не решилась. И, когда ты обернулся, отступила в сторону, чтоб остаться незамеченной. А между тем мне так хотелось, прежде чем покинуть эту деревню, увидеть твою улыбку и подарить тебе свою... Какие мы иногда бываем глупые, правда?

— Неудивительно! — бросил Тольгом. — Они способны приворожить вас за двадцать пять километров, а как только вы высаживаетесь, они смущаются и улепетывают. Каждый раз одно и то же!

— Друзья, добро пожаловать на Несуществующий остров. Отсюда не возвращаются. Никогда.

Томек решил, что опаснее всего стать рабом привычки. Нескольких дней достаточно, чтобы уговорить себя остаться, а недели — чтобы убедить себя окончательно.

— У меня никогда не бывает работы, я тебе уже говорил. А тем более отдыха. Все это просто-напросто жизнь, и она идет своим чередом.

«Если это называют путешествием, — сказал он себе, — то я хочу три раза обойти вокруг света!»