Филипп Бессон

Я говорю «смелость», но, может быть, тут речь о чем-то другом. Те, кто не совершил этого шага, кто не начал жить в согласии со своей внутренней природой, – вовсе не обязательно испугались: возможно, эти люди заблудились, сбились с пути; потерялись, как можно потеряться в чаще слишком большого, чересчур густого или слишком темного леса.

Во всем чувствовалась грошовая экономия, не бедность, а средненький уровень, что, бесспорно, простить куда труднее.

просто переспать — куда лучше, чем несчастная любовь, но иногда у нас нет выбора.

Мне семнадцать лет.

Я еще не знаю, что мне больше никогда не будет семнадцать, что молодость – ненадолго, что это лишь мгновение, что она исчезает, и, когда это поймешь – уже поздно, кончено: она улетучилась, и ты ее пропустил, кое-кто вокруг меня это предчувствует и даже произносит вслух, взрослые повторяют это, но я не слушаю, их слова стекают, не задерживаясь, вот уж действительно как с гуся вода, а я – идиот, беспечный идиот.

город обречен на исчезновение

Другой мир. Между нами – непреодолимая стена

Первый мужской член, который я держал в руке, был его. И первый в жизни поцелуй – с ним. Первое объятие, когда кожа касается кожи, тоже с ним.

В одиннадцать лет.

А еще ему, бесспорно, нравится одиночество. Он курит один. Говорит мало.

Он говорит, что не может больше оставаться один с этим чувством. Оно причиняет слишком сильную боль.

один неверный шаг – и все рухнет и рассыплется в прах.