Никос Салингарос

ней не упоминается ни о книге Билла Хилльера (Bill Hillier) и Жюльен Хэнсон (Julienne Hanson), ни о сообществе приверженцев пространственного синтаксиса; нет ни слова о большом корпусе результатов, полученных экопсихологами, такими как Оскар Ньюман (Oscar Newman) и Джек Насар (Jack Nasar). Странно видеть подобные упущения в трактате о чувстве тревоги в общественных местах.

По словам Эдмунда Бёрка (Edmund Burke), трудно вынести обвинительный приговор целому народу — или хотя бы группе лидеров профессии или разряда интеллектуалов. Численность, влиятельность и положение в обществе делают вину неясной и даруют безнаказанность.

Сложнее установить степень вины других лиц, чьи субъективные цели и уровень сознательности не столь ясны. Возможно, имеет смысл защитить их от обвинений, следуя принципу «каждый вправе вести теоретические исследования и говорить то, что думает»; а может быть, следует призвать к ответу отдельных архитекторов, которые не афишируют свою позицию, но вплетают в свои работы садистские образы насилия — все это напоминает игру в психосоциальную манипуляцию. Трудно что-либо предъявить отдельным теоретикам, которые делятся с публикой своими идеями или, хуже, пытаются ее провоцировать.

Слишком часто создается впечатление, что над вратами в мир искусства пылают слова: «Оставь свой разум, всяк сюда входящий».

Но почему искусство, предполагающее не только обсуждение и размышление, но создание и эксперимент, было и остается столь темным местом? Что реально означает его положение и профессиональный жаргон? И зачем нужна мистификация? Когда мы изучаем искусство и ищем наставников, нам дают понять, что существуют некие глубинные смыслы, которые мы сможем постичь, если нас приобщат к кругу ценителей. Чего не сделаешь ради такой привилегии!

Минимализм мертв, поскольку он никогда не был живым.

Теперь эти архитекторы хотят навязать нам свое отсутствие связи с реальностью.