Рори Пауэр

Я говорила, что она холодная, а она, возможно, горела все это время.

Ты его дочь, — говорю я. — Это не ты должна его защищать

Сочувствую, – говорю я. – Знаешь, ты могла бы рассказать мне об этом и раньше.
– Некоторые вещи принадлежат только тебе, – говорит она устало и сонно. – И живешь ты с ними одна

Мне было тринадцать, но только формально — без груди, бедер и белозубой улыбки.

— Иди вниз, — говорит она. — Мне с тобой тесно.
Иногда я думаю: какой она была до разлуки с матерью? Может, более открытой? Но я не могу представить Риз открытой.

Вот оно. Вот в чем дело. Я новая лодочница.

Раствор для контактных линз, чтобы Каре не приходилось носить очки. Инсулин для Оливии, противозачаточные для Уэлч и ее гормонов.

Я встала, не переставая смеяться, и тут из моего правого глаза потекла кровь. Сперва медленно, потом все быстрее, пачкая щеку и заливаясь в рот. Она была горячая, почти раскаленная, и я заплакала, потому что ничего не видела.

— Что это такое? Вот это все? — спрашиваю я. Я хорошо знаю, как торчат у Байетт ребра. Ей нужна эта еда. Нам всем нужна эта еда.
— То, что останется между нами, — говорит Уэлч. — Вот что это такое.
— Не переживай, — говорит Карсон, и я с огромным усилием отвожу взгляд от ящиков. — Конечно, такое трудно осознать сразу.

Объяснить исчезновение одной из лодочниц не составит труда.