Одри Лорд

Пока я толкла специи, живая связь возникла между мышцами моих пальцев, плотно охвативших гладкий пестик с его настойчивым стремлением вниз, и расплавленной сердцевиной моего тела, и источник этой связи исходил из новой, спелой полноты под впадиной живота. Эта невидимая нить, натянутая и чувствительная, как обнаженный клитор, протянулась сквозь изогнутые пальцы вверх по моей коричневой руке во влажную суть подмышек, и теплый их, острый запах, приправленным чем-то странно-новым, мешался с резкой зрелостью чеснока в ступке и густым потом разгара лета.
Нить пробежала по моим ребрам и позвоночнику, щекоча и напевая, в бухту меж ног, прижатой теперь к кухонному шкафчику, подле которого я стояла и толкла специи. И внутри этой бухты плескал неспокойный океан крови, что обращался реальным и доступным мне источником силы и знаний.

Их фигруы в моих снах занимают места рядом с Линдой, бабушкой Лиз и двоюродной бабушкой Анни, где они танцуют с мечами в руках, делают величавые, волевые шаги, знаменуя то время, когда все они были воительницами.

Во время возлияний я увлажняю землю в память о своих старейшинах.

Лето я провела с ощущением свободы и влюбленности — по крайней мере, так мне казалось. И еще мне было очень больно. Никто меня даже не искал. Я забыла, у чьих колен я усвоила гордость. Мы с Питером часто виделись и, поскольку это ожидалось, спали вместе.
Секс казался довольно незначительным, пугающим и немного унизительным, но Питер сказал, что я привыкну, Айрис сказала, что я привыкну, Джин сказала, что я привыкну, а я удивлялась, почему нельзя просто друг друга любить, дарить тепло, держаться близко, но без всего этого кряхтения