Габриэль Зевин

Впрочем, она не особо жаловала людей, особенно встречных-поперечных, и тосковала на вечеринках, стремясь побыстрее с них улизнуть. Она терпеть не могла накачиваться алкоголем, хотя от случая к случаю баловалась травкой. Ей нравились компьютерные игры, иностранные фильмы и вкусная пища. Нравилось рано ложиться и рано вставать. Нравилось работать и получать удовольствие от любимого дела. Она гордилась своими профессиональными навыками и знала, что стоит тех немалых денег, которые ей платят. Она стремилась к идеалу во всем: и когда доводила до совершенства кусочек программного кода, и когда развешивала в строгом порядке одежду в шкафу. Она любила уединение, любила отдаваться течению своих увлекательных и изобретательных мыслей. Она обожала уют и комфорт. Обожала гостиничные номера, пушистые полотенца, мягкие кашемировые свитера, шелковые платья, «оксфорды», плотные поздние завтраки, первосортную канцелярию, дорогостоящие шампуни, букетики гербер, шляпы, почтовые марки, монографии художников, маранту, документальные фильмы, халу, свечи из соевого воска, йогу и матерчатые сумки, которые получала взамен отданных на благотворительность вещей. Настоящий книжный червь, поглощавший все подряд — от художественной до научно-популярной литературы, — она никогда, к своему стыду, не читала газет, открывая их лишь на страницах, посвященных искусству. Дов поднимал ее на смех и называл ее привычки «буржуазными». Он хотел обидеть ее, но она не обижалась: она действительно вела жизнь добропорядочного буржуа. Ее родители, к которым она питала нежнейшую привязанность, были буржуа, и она, разумеется, унаследовала их «буржуазность». Единственное, чего ей не хватало, это собаки, но владельцы дома, где квартировал Дов, не позволяли арендаторам обзаводиться животными.

Вернуться туда, где ты родился, — все равно что расписаться в собственном бессилии и признать: я проиграл.

Смешная фраза, — думала она. — Зализывать раны — это же так отвратительно! Во рту столько бактерий». Однако самоедство, как вскоре уяснила Сэди, оказалось заразительным, и, разок испробовав собственной плоти, она уже не могла от нее оторваться.

«Хоть ты и играешь, Сэди, ты уже не игрок. Ты – творец миров. А чувства творца миров не так важны, как чувства игроков, блуждающих по придуманным им мирам. Никогда не забывай о своих игроках. Представляй, что они чувствуют. И помни: игровой дизайнер – самый сострадательный и отзывчивый творец на свете».

«Потрясающе все-таки кодируется информация в человеческом мозге, – попутно восхищался он. – Говоришь: “Простите”, а думаешь: “Пошел к черту!”».

Подумать только, он так молод, а ему давит на плечи груз прожитых лет.

настоящее путешествие во времени – это умение видеть человека одновременно и в настоящем, и в прошлом. Хотя… Подобные перемещения срабатывают лишь с теми, кого ты знаешь всю свою жизнь.

– Ты необычайно одарен, Сэм. Однако делать что-то хорошо и делать что-то с любовью – разные вещи.

Просто заруби себе на носу: люди, подающие тебе милостыню, никогда не станут твоими друзьями. Друзья милостыню не подают. Друзья протягивают руку помощи.

Как странно, что ты об этом упомянул. Мои студенты только и делают, что давят на жалость, похваляясь пережитыми страданиями, словно боевыми наградами. Их поколение ни от кого ничего не скрывает. Мои студенты постоянно мусолят свои психологические травмы, объясняя, в какой мере те находят отражение в создаваемых ими играх. Господи боже, да они просто упиваются своей болью, своими переживаниями