Марианна Кожевникова

Ибо слишком часто я видел жалость, которая заблуждается, но нас поставили над людьми. Мы не вправе тратить себя на то, чем можно пренебречь. Мы должны смотреть в глубь человеческого сердца. Я отказываю в сочувствии ранам, выставленным напоказ, — они трогают сердца женщин, — отказываю умирающим и мёртвым. И знаю почему

Мы восхищаемся: «Какая самоотверженность!» Но я заметил в ней и затаённое пренебрежение.

Чтобы понять, не члени. Сила, мало-помалу сливающаяся с небом, вот что такое дерево.

смрад и зловоние — сокровище попрошаек

становится понятно: счастьем, успехом, выгодой люди считали жалкую тень подлинного величия.

Только так и движется человек, поверь мне.

Всё так, ты опять смотрел на матросов, что драят палубу и натягивают паруса, на кузнецов и гвозди, но, не видя дальше собственного носа, не заметил величаво плывущего корабля.

Строя корабль, жандарм постарается уничтожить море».

Только противостоя, ощущаешь сдвигающую тебя силу.

Ты же не замечаешь, что язык, на котором говоришь, тоже принуждение.

Принуждение — это упорядоченность, но незримая.