Миранда Коули Хеллер

1973 год. Май, Брайрклифф, Нью-Йорк

Январь, Нью-Йорк
Я залезаю в постель и жду. Вскоре за моей дверью, выходящей в длинный, заставленный книгами коридор, слышатся шаги маминых ног, одетых в чулки. Зря она не носит обувь. Старые половицы трескаются и норовят вонзить занозу в каждого, кто настолько безрассуден, что ходит по дому в одних носках. Пробежишь по коридору, резко затормозишь, и в ногу вопьется тонкий клинок темного дерева, слишком глубоко, чтобы достать пинцетом. Мои подошвы все в крошечных шрамах. Но теперь я уже могу провести ритуал самостоятельно: зажигаю спичку, стерилизую иголку, пока острие не покраснеет, потом рассекаю кожу над тенью занозы в глубине. Вонзаю.

Проходя мимо моей комнаты, мама выключает свет. Она ненавидит тратить электричество. Я жду, когда тихо скрипнет дверь ее спальни. Лео в гостиной закрывает книгу, тянет за цепочку напольной лампы из китайского фарфора, отодвигает тяжелое деревянное кресло. Дверь в их с мамой спальню открывается, потом снова захлопывается, на этот раз решительнее.

Слышатся приглушенные голоса, желающие спокойной ночи, шум воды в ванной, тихий стук пластикового стаканчика о край фарфоровой раковины. Я считаю минуты. Слушаю, как скрипит кровать под весом Лео. Вдыхаю и выдыхаю. Слушаю, как шуршит мой хлопковый пододеяльник. Жду. Жду. Наступает тишина. Стараясь двигаться совершенно бесшумно, я слезаю с кровати и медленно поворачиваю ручку двери. Все еще тишина. Я на ощупь нахожу в кромешной темноте коридора выключатель и включаю свет. Жду. Ничего не происходит. Все заснули или слишком устали, чтобы шевелиться. Я плотно закрываю дверь, залезаю обратно в постель и закутываюсь в одеяло. Все, я сделала

Жизнь мы полной чашей
Пьем, пока – весна,
Но в улыбке нашей
Искра слез видна,
Те песни любим мы, в которых грусть слышна.