Милан Кундера

Человек, мечтающий покинуть место, где он живет, явно несчастлив.

Быть на чужбине — значит идти по натянутому в пустом пространстве канату без той охранительной сетки, которую предоставляет человеку родная страна, где у него семья, друзья, сослуживцы, где он без труда может договориться на языке, знакомом с детства.

Обнародованная любовь тяжелеет, становится бременем.

Она уже снова слышала, как вдали звучит золотой горн предательства, и знала, что это голос, перед которым ей не устоять. Ей казалось, что перед нею еще необозримый простор свободы, и его ширь возбуждала ее.

Все события в руках Божьих. И мы ничего не ведаем об их завтраш­ней судьбе, иными словами, я хочу сказать, что принимать жизнь во всех ее проявлениях означа­ет принимать непредвиденное. А ребенок – это концентрация непредвиденного. Ребенок – сама непредвиденность. Вам не дано знать, что из него получится, что он принесет вам, и именно потому вы должны принять его. Иначе вы живете лишь вполовину, живете как человек, не умеющий пла­вать и плещущийся у берега, тогда как настоящее море только там, где оно глубоко.

В этой стране человек никогда не знает, ко­гда он может ему понадобиться. И потом, это для меня дело принципа. Человек должен получить яд в день своего совершеннолетия. Он должен быть вручен ему на торжественной церемонии. Но не для того, чтобы соблазнять его самоубийст­вом. Напротив, чтобы жить с большим спокойст­вием и большей уверенностью. Чтобы жить с со­знанием, что он хозяин своей жизни и смерти.

Как вы думаете, что является высшим наслаждением для человека? Вы можете пред­полагать что угодно, но все равно не дойдете до истины, ибо вы не достаточно искренни. Это не упрек, ибо для искренности необходимо само­познание, а для самопознания – время. Но мо­жет ли быть искренней девушка, которая так излучает молодость, как вы? Она не может быть искренней, поскольку не познала себя самое. Но если бы познала себя, она должна была бы со­гласиться со мной, что наивысшее наслаждение для человека – это быть предметом восхище­ния. Вы так не думаете?

л блюдо за блюдом.

Бертлеф, как истый гурман, комментировал вкус отдельных кушаний, и Шкрета заметил, что он уже не помнит, когда ел с таким аппетитом.

– В последний раз, наверное, еще когда мне готовила мама, но я был тогда совсем малень­кий. С пяти лет я сирота. Мир, окружавший меня, был чужим, чужой мне казалась и кухня. Любовь к еде вырастает из любви к людям.

– Это правда, – сказал Бертлеф, подцепив вилкой кусок говядины.

Быть не в силах уснуть и не сметь шевельнуться: супружеская постель.

она призналась ему, что в скором времени выйдет замуж за поэта Ахима фон Арнима. Вероятно, она поведала ему об этом в некоем смятении, так как опасалась, не сочтет ли Гёте ее брак изменой любви, в которой столь страстно объяснялась ему. Она недостаточно знала мужчин, чтобы предугадать, какую тихую радость тем самым доставит ему.