Удивительные приключения книжного ниндзя

Это попытка поговорить о том, что произошло с родиной и с нами в 1993 году, на языке художественной литературы. Ведь это же удивительно: русская литература зациклена на советском прошлом, с трудом и видимым усилием говорит о настоящем — а события четвертьвековой давности будто бы вовсе не замечает. То есть получается, что русская литература выполняет развлекательную функцию, идеологическую, познавательную, какую угодно — но сторонится ещё одной, важнейшей: она редко пытается использовать художественные средства, чтобы построить нарратив о событиях нашей жизни, которые не поддаются простому фактическому пересказу.

Собственно, повесть Брейнингер — именно про это, про необходимость (и, кажется, по версии Брейнингер, невозможность) этого разговора о прошлом, про то, что прошлое от нас ускользает, убегает тёмными переулками, растворяется в темноте окон почерневшего Белого Дома. Говоря о Visitation, сложно удержаться от упоминания «Памяти памяти»: огромный документальный романс Степановой и маленькая фантастическая повесть Брейнингер говорят, в принципе, об одном. Говорить о памяти нужно; поэтому и невозможно; поэтому и необходимо.
В повести Брейнингер к власти в стране пришла Партия Памяти — хотя и без особых успехов. В нашей с вами реальности эта партия (которая не просто зацикливается на прошлом, а пытается с ним работать), кажется, приходит к власти в литературе; хочется надеяться, что из этого выйдет толк.

Не помню, когда последний раз читал настолько элегантно и хитроумно (но при этом совершенно не нарочито) выстроенный текст. Удивительный роман, который не заканчивается на последней странице, а продолжает складываться уже в голове у читателя. То есть, разумеется, так работает почти любой приличный роман, но «Петровы» прячут in plain sight целый сюжет, растянутый на десятилетия и два материка.

«Из книги про фокусы Петров не пытался узнать никаких секретов, по сути дела его впечатлил только один фокус, а остальные прошли как-то мимо его внимания. Манипуляции с исчезающими картами были забыты сразу же во время просмотра, потому что Петров видел не сами карты, а лишь верчение руками. Когда фокусник достал кролика из шляпы, Петрову понравился не сам фокус, а белый кролик, подвешенный за уши».

Вот одновременно плотный и приятно избыточный текст «Петровых» — это кролик; он пушистый и классный, и им даже вполне можно ограничиться. Но если сместить фокус (pun intended), то текст начнёт трансформироваться так чуднО, что дух захватывает.

Боже благослови Джулиана Барнса. Мы его не заслуживаем.

Книга в не очень благородном жанре «Галопом по европам» — но помимо этого серьёзных претензий к ней мало. Это дикое количество знаний, бережно упакованных в удобную для весёлого потребления форму. Другое дело, что для одних читателей эти знания не в новинку (пчёлы узнают друг друга по мордочкам, а белки отлично запоминают места нычек — ну да, очень неожиданно), а другие посмеются, удивятся да и забудут. Эмбридж — очень обаятельный автор и отличный популяризатор, хочется, чтобы он перестал размениваться на такие книжки-малышки и взялся за большой и классный научпоп.
Впрочем, книжки-малышки тоже кто-то должен писать, и уж лучше обаятельный ливерпульский профессор, чем не пойми кто.

Великий режиссёр рассказывает про свою новую большую идею: «Живое кино» — синтез кино, театра и телевидения, что-то между «Бёрдмэном» и советскими телеспектаклями. Театр плюс тэвэ. Между делом проскакивает несколько анекдотов — про то, почему Брандо не читал сценарии или про то, как Коппола случайно наелся печенек с дурью на церемонии «Оскара» — но в основном это книжка рассчитана на профессионалов, которым рассказ мастера о технических особенностях той или иной камеры интереснее занятной истории.
Простым читателям будет скучновато, но это ничего — книжка тоненькая, читается за вечер. Если вы ожидаете услышать, как Коппола делится мудростью — не ожидайте; книга скорее про то, что старик не растерял задора, а шестерёнки в его голове вертятся по-прежнему бодро. Пускай этот механизм нередко сбоит (когда выходил последний приличный фильм Копполы-отца?), но шумит и булькает весьма заразительно.

«Последняя треть темноты» — это шаг на территорию «взрослой» прозы, робкий и нервный, но порою вдыхающий и бьющий куда надо. Это один из романов, о фабуле которого говорить сложно. Отчасти — оттого, что сюжеты прыгают от героя к герою, из Питера в Париж и обратно, роятся и спотыкаются так беспокойно, что первые полсотни страниц просто не понимаешь, что вообще происходит. Отчасти — потому что когда мозаика начинает складываться, уже понятно, что главное проступает не в диалогах и поступках героев, а в пространстве между.
Это и плюс, и минус. Главное — персонажам книги явно не хватает объёма, они лишь фигурки, расставленные по доске так, чтобы ощущалось тревожное неравновесие. Но на их несовершенном фоне видны сильные стороны автора: чувство ритма, чувство детали и какое-то медицинское сочетание сострадания к читателю и готовности, если понадобится, сделать ему неприятно. Это для его же, читателя, блага.

За бодрым заглавием и остроумным введением («Это, безусловно, лучшая книга из всех, что вы когда-либо читали. С ней скучные вечера превратятся в захватывающий спектакль, который перевернет ваши закостенелые представления о других культурах и о мире в целом») скрывается довольно банальная книга о том, что быть мудаком плохо, а толерантным и самоироничным человеком — гораздо лучше. Внутри — некоторое количество исторических примеров, причём часто сомнительно трактованных.

Здесь необходимо отдать должное издателям: каждый сомнительный эпизод сопровождается сноской: «Это было не совсем так — прим. ред.», «Официальная версия звучит иначе — прим. ред.», «Из уважения к автору мы оставили эту трактовку, но вообще-то он заврался — прим. ред.» (конечно, в книге примечания более сдержанные и аргументированные). В общем, если вы вдруг не знали, что Альпина, в отличие от многих издателей, не экономит на хорошей научной редактуре — теперь знаете. Непонятно только, зачем тогда вообще нужно было издавать историческую книгу, в которой столько исторических натяжек и спекуляций.

Мэри Бирд сфокусировалась не на упадке Рима, а на его расцвете, показывая, как сочетание обстоятельств, воли и слепого случая превратили маленькое поселение в могущественную империю. Кроме того, её волнуют иные вопросы, которые не приходили в голову историкам XVIII века. Бирд показывает, как жили простые граждане обоих полов, представители покорённых народов, рабы, делая их не менее важными героями, чем императоры. Но есть и другие причины, по которым от этого семисотстраничного тома сложно оторваться, даже если вы не историк. Сразу учтите, что на эту книгу вы потратите много времени, она отвлечёт вас от сна, еды и сериалов, и к концу вы ненадолго захотите всю жизнь читать только Страбона и Плутарха.

Не самый типичный роман для Эмиса — сдержанный, почти без юмора, на тяжелейшую тему. Напрашивается штамп «Благоволительницы, только полегче», но «Зона интересов» — это, конечно, самостоятельная единица. Производственный роман, трагедия, любовный треугольник — из трёх избитых и измученных элементов Эмис собирает удивительно тонкий и дышащий роман. Особенный поклон Сергею Ильину за прекрасный перевод.

Книга представлена как документальный роман, но это скорее документальная баллада (даром что в прозе). В равной степени поэтичный и скрупулёзно точный рассказ о трагическом противостоянии двух достойных людей, рассказанный негромко, вполголоса, и оттого пробирающий почище якутского пятидесятиградусного мороза.

Послушайте, это ведь первый на моей памяти роман, в котором одним из ключевых действующих лиц является Владимир Путин — и который при этом остаётся отличным романом! Совершенно пинчоновская (и по пестроте, и по фантастической продуманности) карусель персонажей, времён и пространств; уместные — наконец-то! — аллюзии на «Мастера и Маргариту», тысяча реминисценций, волшебный язык, оторваться невозможно. Если кто из современников и может вырасти в нового брата Стругацкого — то это, пожалуй, Радзинский.

Всамделишный great american novel, причём сразу во всех смыслах слов great и american.

Гейман написал эпическое и цельное — ткни, не рассыплется — полотно, но на протяжении сотен страниц показывает его не целиком, а с разных сторон, ловко перемещаясь во времени и пространстве, меняя интонацию и темп, как художник играет с освещением и оттенками. Любой случайный осколок окажется элементом мозаики, каждая побочная линия будет иметь последствия.

Но дело не только в том, что это здорово придумано и бодро рассказано. Геймановская чехарда джиннов, богов и людей — идеальный образ Америки, одновременно раздираемой противоречиями и из этих самых противоречий сшитой. Такая уж это земля, что признание в любви к ней неотличимо от обвинительной речи, а обвинительная речь оборачивается признанием в любви.

Одна из лучших книг сэнсея, понравится тем, кто любит «Норвежский лес». А словами говорить о такой тонкой красоте я не обучен, сами идите и смотрите.

До скрежета зубовного актуальная книга: имперские амбиции, благородные снаружи и гнилые внутри; милитаризация, маскирующаяся под патриотизм; учёный, подвергающийся гонениям (не со стороны государства, а со стороны соотечественников!) за недостаточное рвение в вылизывании вышестоящих тухесов. А по обе стороны от фронта — простые люди, старики и дети, мудрые и глупые, слабые и сильные, храбрые и трусливые, но лишённые самого дурного из качеств — подлости. И настоящая война тут ведётся не между народами, а между честью и бесчестием.

Без пяти минут экстремистская литература, настоящий манифест «пятой колонны», учебник искусства быть человеком, когда всё вокруг против этого. Если школьники будут читать такие книги под партами, всё у нас будет хорошо.

В отличие от первой книги, старательного (иногда слишком) упражнения в жанре, «Шелкопряд» — детектив более расхлябанный и неидеальный, но и более живой. Секрет в антураже: это не карамельная изнанка модельного бизнеса, а беспощадные джунгли литературной тусовки. Писатели, литагенты, редакторы, издатели, блогеры-графоманы («Как известно читателям этого Блога, я Метафорически вскрыла себе вены» – пишет одна из них, и типаж пугающе узнаваем), у каждого скелет в шкафу, звериная улыбка на лице, нож за пазухой. Роулинг живописует их с видимым кровожадным удовольствием, ну а читателю от этого одна радость.

Думал, что это будет гилти плэжа — оказалось вовсе даже не гилти. Одновременно тонкая издёвка и нежное признание в любви «Сумеречной зоне», «Твин Пиксу» и лучшим романам Стивена Кинга. Но стилизацией авторы не ограничиваются: кроме ангелов, разумных пятен, загадочных мужчин с чемоданами и смертельно опасных библиотекарей тут есть крепкий сюжет, хорошая история и поразительное внимание к деталям.

Подкаст перед чтением слушать необязательно, но вы всё равно послушайте, он отличный.