Вторая часть романа озадачивает посильнее первой; и лишь тем, кто добрался до финала, ясно, что Павел Первый, Желтые Флаги, поручик Киже, Железная Бездна и «эдакое северное сияние ума» — иероглифы, заведомо не имеющие толкования. Перед нами итоговое произведение, в котором излагаются пелевинские воззрения на основной вопрос философии: что первично — бытие или сознание. На свете не так уж много книг, в которых в доступной и даже с какими-никакими шутками (кто такая «однопалочница» — женщина, играющая на барабане с помощью единственной колотушки, женщина, предпочитающая только Павла, или проститутка, дозволяющая клиенту лишь одно объятие?) манере объясняется, кто чьей проекцией является, — и поэтому не стоит недооценивать вклад В.О.Пелевина в дело философского просвещения «обычных людей»: в этом смысле ближайший аналог «Смотрителя» — ленинский «Материализм и эмпириокритицизм», из которого мыслящий пролетариат получал информацию о кантианских корнях Маха, Авенариуса и Богданова. Ирония в том, до какой степени два этих влиятельных отечественных автора — радикальный солипсист Пелевин и радикальный материалист Ленин — противоречат друг другу. И поскольку объяснить тот факт, что философский трактат продается в книжном магазине в отделе беллетристики, нельзя в принципе, похоже, прав именно Пелевин: никакой абсолютной истины таки нет, и познание — невозможно.