Голос Омара. Буквенное радио рекомендует

«... Мошенника, арт-дилера, пленительного Маккабрея и его отпетого слугу Джока, главных героев книжек Бонфильоли, десять тысяч раз сравнили с Дживсом и Вустером, что, конечно, совершенно справедливо, — у них общая устойчивая система мира, в котором ровным счетом все и каждый вольны стоять на голове без трусов, но это никак не избавит их от необходимости соблюдать сложную систему социальных ритуалов.
...
Надо сказать, что события с Маккабреем происходят куда менее симпатичные, чем те, что представимы во вселенной Вудхауса. Наш джентльмен, оставаясь, как ему приличествует, легкомысленным, изысканным в речах, ироничным и полным собственного достоинства, оказывается и вынужден действовать в совсем новом мире. Не только существуют в этом мире, там, пытки и осмысленная смерть, но оглянитесь, и вся пресловутая старая добрая система ценностей, если честно, уже давно растерта в порошок новым мировым опытом. Все изменилось. На самом деле тот пророщенный изнутри головы мир, в котором Чарли Маккабрей умудряется оставаться во время своих авантюрных эскапад и головокружительных неприятностей, не просто не существует, но разоблачен и отменен. Тем ярче наше невольное восхищение его последним безумным рыцарем-пройдохой, который обречен проиграть, но выйти победителем. Да?» — Аня Синяткина

«Иногда, пожалуй, стоит вспоминать книжки, которые никак уж теперь не достать в бумажном виде, но для любителей редких и неожиданных впечатлений – хоть фактологических, хоть литературных – они могут оказаться весьма ценными.

Когда-то, читая Виктора Некрасова, я наткнулся на упоминание о писателе Владимире Рыбакове, опубликовавшем в 1977 году роман о своей службе в армии на китайской границе (понятное дело, опубликован он был вовсе не в СССР, а во франкфурт-на-майнском издательстве “Посев”).

... Судьба Владимира Рыбакова – она вообще такова, что придумай ее – мало кто не усомнится в достоверности. Но жизнь, как давно известно, выдает сюжеты круче, горше и фантастичней любого вымысла.

Рыбаков родился во Франции, отец – поляк, мать – русская, оба – коммунисты. По каковой причине семья в 1956 году оказывается в СССР (слава Богу, что не раньше). Отец спустя несколько лет уезжает обратно. Владимира в 1966 году выгоняют из университета и отправляют в армию, воевать с китайцами (очевидно, в виде показательного наказания). В это время и его мать отправляется во Францию (где через какое-то время кончает жизнь самоубийством). У Владимира чудом остается французский паспорт, полученный полулегальным образом. Он ищет возможность убежать из страны, и эта возможность впоследствии предоставляется (совершенно в духе приключенческих романов): судно, на котором он служил матросом, терпит бедствие у норвежских берегов, и он вплавь добирается до Норвегии, а уж оттуда приезжает во Францию, где ему на первых порах приходится не просто несладко, а прямо-таки трагически-горько. Потом он живет в Германии, и в постперестроечном последствии даже на несколько лет приезжает поработать в Россию. Если верить Википедии, то сейчас Рыбаков живет в Болгарии и продолжает писать. Что именно – уже не знаю.» — Стас Жицкий

«Дорогие любители семейных саг в пяти поколениях! Рекомендую вам семейную сагу в пяти поколениях. Про летчиц и птиц. И потерянных героических родственников. И про скелеты в шкафу. И про бзиканутых дам в интересных нарядах с интересными привычками.

Я эту книгу переводила, и отношение у меня к ней, понятно, особое. По-моему, это идеальный подарок любой маме на 8 марта. Это текст про все фасоны и разновидности женского, как мы его себе понимаем, с толстым довеском в виде работы с архивами, которую проделала Флэгг, собирая материалы по американским летчицам Второй мировой. По этой книге можно было бы снять идеальное кино про малюток-воительниц. И там есть хорошие шутки. ...» — Шаши Мартынова, эфир 17 января 2015

«Короче, так. Законы земной физики и логики (избирательно и непредсказуемо) отменяются. Вменяются законы абсолютной, ничем не сдерживаемой вакханалии воображения. Можно всё, запреты запрещены. Это коллективный здоровый сон всех детей этой планеты. Это "Автостопом по Галактике", только очень low-tech. И Вальтеру Мёрсу хватило одного континента, чтобы и самому, и всем своим тысячам читателей перемкнуть напрочь все синапсы, отвечающие за "так не бывает". Вспомните самого странного, красочного и невообразимого персонажа какой-нибудь своей грезы. Получилось? Прекрасно. Тут такой точно водится. Добро пожаловать в Замонию...»

Шаши Мартынова
(Эфир Голоса Омара 17 января 2015)

«..."Пророк" — мистическая методичка про всё на свете. Она устроена в жанре, вообще-то, интервью: Альмустафа ("несравненный среди любимых") отправляется в путь за море, и нам, конечно же, сразу понятно, за какое такое море собирается уплыть Альмустафа и почему ему грустно ("Длинными были дни боли, которые я провел в этих стенах, и длинными были ночи одиночества, а разве может кто покинуть свою боль и свое одиночество без сожаления?"). Местные, грустя не меньше Альмустафы, решают напоследок задать ему сразу все мыслимые вопросы и раз и навсегда получить рекомендации, как вообще жить дальше, потому что без этого прекрасного человека всё непонятно и сумрачно...»

Шаши Мартынова
(Эфир Голоса Омара 2 августа 2014)

«Каррик — окутанный туманами сонный городок где-то на севере Острова. Но в него приезжает чужак из Колоний, и начинается бесовщина: сначала кто-то уничтожает памятники героям Войны, затем оскверняют кладбище, заливают кислотой книги в городской Библиотеке… Посреди зимы на городок наступают полчища насекомых. Однако подлинная чума обрушивается лишь после того, как находят варварски изувеченный труп местного пастуха. Сначала гибнут животные, за ними — дети. Когда приходит черед взрослых, город изолируют. Но не раньше, чем все жители начинают говорить — и уже не могут остановиться.

«Мистериум» — тонкая и коварная паутина лжи, сплетенная канадским мастером саспенса Эриком Маккормаком, еще одна история о самой причудливой литературной вселенной нашего времени...»

Макс Немцов
(Эфир Голоса Омара 7 августа 2014)

«Стихи Клюева — книга волшебных заклинаний красоты и хрупкости этого мира и всех остальных. Они — угадываемые звон и сверканье подгорного народца, невидимого в холмах, но автор совершенно убеждает нас, что он, народец, там есть. Или они птицы в прогалах ветвей какого-нибудь поразительного дерева, и на рассвете сливаются с листьями — но они там! Или всё, что вообще может быть, — оно правда есть, вот прямо сейчас, левее второй строки сверху.»

«В перспективе "Соловьев и Ларионов", из которого практически нацело и состоит эта книга, выглядит как лучший роман Водолазкина - он богаче, многослойнее и попросту интереснее "Лавра", в котором автор, как мы помним, тоже разбирается с историей и временем. Тут интерес, на мой взгляд, представлет уже то, что он это делает языком соцреализма, но время/история представлены совсем немарксистские какие-то...»

«...там есть рассказик про мальчика и девочку, которые рассматривали картинки и собирались в зоопарк, чтобы увидеть льва, но мальчик заболел или еще что-то там такое с ним случилось, и девочка пошла без него, а потом, когда пришла, он стал ее расспрашивать, особенно про то, видела ли она льва, и она вдруг разрыдалась: "Видела! Не похож!"».

"...про интровертов много странных мифов:

1. Интроверт — не равно мизантроп и социопат. Интроверт может любить людей. И даже может их не бояться, говорят.

2. Но он от людей устаёт. Интроверт должен отдохнуть после общения с людьми, экстраверт же отдыхает во время общения.

3. Интроверт предпочитает общение со старыми друзьями, а не знакомство с новыми. Та же фигня с книжками и фильмами. Приятнее пересмотреть старое...."

"...Вот есть честный милиционер или там доктор, или нечестный завскладом – и нет, и не может быть у него внутри никаких хитрых загогулин и тончайших полутонов, а есть простые (да и те не всегда толком выражаемые) мысли, чувства и убеждения. И в языке Меттера загогулин нет. А убеждения есть, и выражаемые убедительно – что надо быть честным и правильным. Звучало б смешно, если б не писалось так же честно..."

"...И персонажи играют в свои шизофренические казаки-разбойники с совестью, любовью или государством, а тем временем текст все сгущается, доходя до невиданной плотности, пока не коллапсирует в черную дыру. Туда летят якудзы, ниндзя, кинопленка, специальные агенты, хиппи, телевизоры, гигантские рептилии, буксировщики, серфоделическая музыка, золотой век всеобщей любви, что не. Только что тебе казалось, что ты несешься по слитной, хотя и отчаянно петляющей автотрассе, а тут — оп! — и под ногами сияющая бездна."

"Однако за всеми книксенами, очами, перчатками, фамильным серебром, именьями, “не смейте” и “ах, ну что вы” без мучительных усилий видна Европа конца 30-х, сбрасывающая с мясом шкуру, смешенье каст и отчаянные попытки рационализировать мировые политические корчи, а также во что превращаются “блаародные” господа под гипнозом неумолимо близящейся войны. Дали, кроме того, щедро предложит нам и оккультного, и впрямую демонического, и наркотического, и физиологического — в ритуалах многих мастей, ибо что ни сцена у Дали, то, честно говоря и вглядываясь, ритуал. Мистерия, более того."

"О том, как мир выворачивается наизнанку, перемешивается с той стороной, реальности обмениваются фрагментами, а Дом - эпицентр этого выворачивания...
...10. Очень важно, что книга "Дом в котором" - часть реальности, частью которой являемся и мы все. Благая весть."