Военно-эротический роман и другие истории

Это было так неожиданно: невозмутимая, как Будда, восточная женщина вдруг превратилась в русскую бабу, сладкую и несчастную

Я думаю так: власть без свидетелей не приносит достаточной сладости.

Но – нет веселья. Что остается? Остаются анекдоты. Значит, так. Армейская многотиражная газета объявила конкурс на самый смешной анекдот из трехсот слов. Чтобы, стало быть, ровно триста, ни больше ни меньше. И первое место занял такой анекдот. Значит, слушайте внимательно. Считаете? Считайте. «У нас в расположении был сортир». Считайте, считайте! «Он держался на трех досках». Считаете? «Кто-то подпилил эти доски». Так. «Остальные двести восемьдесят пять слов сказал старшина, вылезая из ямы».

– нет веселья. Что остается? Остаются анекдоты. Значит, так. Армейская многотиражная газета объявила конкурс на самый смешной анекдот из трехсот слов. Чтобы, стало быть, ровно триста, ни больше ни меньше. И первое место занял такой анекдот. Значит, слушайте внимательно. Считаете? Считайте. «У нас в расположении был сортир». Считайте, считайте! «Он держался на трех досках». Считаете? «Кто-то подпилил эти доски». Так. «Остальные двести восемьдесят пять слов сказал старшина, вылезая из ямы».

И лишь одно – неглавное – над нами.

* * *

Когда, окончив дальние походы,
Я сразу стал невероятно штатским,
Мир был моим, доверчивым и шатким,
Весь в смене настроений и погоды.

И если небо ежилось простудно,
Я видел лица пасмурных прохожих,
Я чувствовал озноб всеобщей дрожи,
И было мне невесело и трудно.

Но иногда веселыми глазами
Сиял мне мир, как тысяча парадов.

Когда, окончив дальние походы,
Я сразу стал невероятно штатским,
Мир был моим, доверчивым и шатким,
Весь в смене настроений и погоды.

Позер, не позер, а если узел не распутывается, взял боцманский топор, да обрубил швартовый конец. Обрубил и отчалил от

Почему ты молчишь, Мартын? – вдруг спросила Лиза. – Ты очень устаешь на службе?
Мартын пожал плечами. Что он мог сказать? Что от него зависело? Ступор. Приборы по нулям.

На берег Мартын не сходил, уступая свою очередь товарищам. Жизнь как будто разделилась на две части. Одна часть – служба, и в ней – жизнь. Другая часть – непробиваемая тоска. «Теряя друг Друга, теряем себя». Додумался же человек десятилетия назад до такой простой истины! Мартын себя потерял. Превратился